Повесть о Золотом Государе | страница 25
Мятежники стали предаваться грабежу.
Среди повстанцев начались раздоры.
Правительственных войск не было.
Сам Бажар колдуном не был. Рехетта дал ему одного из небесных кузнецов, Аюна. Как-то Бажар переправлялся через реку. Был самый дождь, Бавар подъехал, видит: Аюн в палатке забавляется с девицей. Бажар рассердился:
— Войско не может переправиться, а ты развратничаешь.
Аюн засмеялся, махнул рукавом: вместо девицы стал кусок бамбука. Тогда Бажар велел связать Аюна и опустил по пояс в воду:
— Сумеешь до вечера осушить реку, — помилую, не сумеешь — казню.
Аюн реку выпил, и войска переправились как посуху. Бажар, однако, все равно его казнил. С этого времени, говорят, Бажар и Рехетта стали недолюбливать друг друга.
Еще объявилось суеверие: братья длинного хлеба. Говорили, что не только имущество, но и жены должны быть общими. Сбрасывали о себя одежду, совокуплялись на глазах у всех. Каждый из них считал богом сам себя, и Рехетта не мог этого стерпеть, ибо считал, что богами бывают лишь избранные. Говорили: бог не может красть, потому что богу и так принадлежит все. Забирали добро не только у богачей, но и у бедняков, сопротивлявшихся убивали как святотатцев.
Даттам взял отряд и загнал их в озеро. Те не защищались, потому что веровали в неуязвимость, только кричали: «Я бог, я мир сотворил, его без меня не будет!» Многие сильно визжали. Ну, чего ты визжишь! и отец твой, и мать твоя отправились туда, а ты все-таки визжишь…
В деревнях священные деревья увесили в честь Мереника лентами и трупами. Жгли ведомости и чиновников. Сотник Маршерд как-то спросил Даттама, отчего он больше не заговаривает о совете выборных.
Даттам помолчал и ответил:
— Я хотел передать власть из рук неудачников в руки народа, а теперь неудачники — все.
Между тем ему просто понравилась власть.
Однажды вечером Даттам усышал, как его люди пели песню о будущем. В песне говорилось, что в будущем не будет ни твоего, ни моего. Пели так:
Там ни будет ни гор, ни равнин,
Все покроет песок золотистый,
В реках — мед, а в каналах похлебка —
Только ложку носи, не зевай.
Ну а рис будет зреть не в полях,
А в амбарах, мешках или чанах,
Там, где множатся нынче одни
Казнокрады, жучки и приписки.
Деревянная роспись карнизов
Оживет и протянется вниз
Виноградом, хурмой и орехом,
Каждый сможет сорвать и сожрать.
А кто хочет невиданных фруктов
Или нежного мяса фазана
Нарисует их прямо в пыли, —
И картинка тотчас оживет…
И надо же было такому случиться, что Даттам узнал песню: а это была песня из древней комедии. Эта комедия была написана более чем две тысячи лет назад одним из придворных поэтов лахельского княжества после того, как поэту приказали осмеять крестьянских бунтовщиков.