Хорюшка | страница 19
Костёр убаюкивающе потрескивал сушняком, излучая благодатное ласковое тепло.
Пригревшись у жаркого костра, дед Семён слегка задремал. Потрескивание костра ещё больше усиливало дрёму, крепко разморившую усталое за день тело.
К утру сильно схолодало. Рассвет едва занимался. За ночь в лесу поднялся плотный туман, скрыв из виду всё окружающее.
Очнулся дед Семён от холода. Было неуютно, и он, запахнувшись поплотнее телогрейкой, принялся наламывать для костра хворост, припасённый ещё с вечера.
Пламя костра уже давно поглотило всё, что было брошено в него щедрой человеческой рукой, и теперь к рассвету в кострище оставались лишь ярко тлеющие малиновыми огоньками угли, отдавали своё последнее тепло захолодевшему за ночь воздуху. Иногда самые крупные угли дружно вспыхивали оранжево-жёлтым пламенем, но, прогорев секунду-другую, внезапно затухали. И оттуда, где только что вырывались яркие языки пламени, начинал струиться лёгкий, едва видимый на фоне плотного тумана дымок.
Совсем близко тявкнула несколько раз лисица, почувствовала резкий запах костра, перемешанный с человеческим духом, и поспешила удалиться от опасного места. Её голос ещё несколько раз слышался в предрассветных сумерках.
Над головой деда Семёна просвистела крыльями невидимая стайка каких-то пичуг.
Подкинутый в костёр хворост оживил его, и пламя заиграло с новой силой.
Отправляться в дорогу было ещё рановато, и Семён вновь прилёг на настеленный им лапник.
Пропитанный влагой утренний воздух вбирал в себя звуки. Дед Семён старался не реагировать на них, размышляя о том, что уже совсем скоро закружит осень по-настоящему, посрывает листву, зарядит проливными дождями, а затем скует землю первыми зазимками, готовя её к снегам. «Скорее всего, первый снег случится где-нибудь в ноябре, а то, может быть, и того позже, на декабрь отодвинется. А там, кто знает? Природу не угадаешь», — раздумывал он, слегка подгребая сучкастой палкой чёрные угли, выкатившиеся из костра.
Скомканные обрывки человеческой речи, вдруг долетевшие до слуха лесника, заставили его насторожиться. Голоса доносились со стороны густого ельника, за которым тянулась на доброе расстояние прошлогодняя вырубка.
Утро разгуливалось, и уже можно было отправляться на дальние участки леса, разделённые просеками. Завалив дёрном и без того едва тлеющие угли ночного костра, дед Семён накинул на плечи рюкзак и, преодолев густой захламлённый валежником ельник, вышел на просек, за которым находилась старая вырубка. Повернув к лесному ручью, он осторожно перебрался через его крутой ров и, поднявшись на высокий вал, от неожиданности увиденного оторопел… У подножия столетних сосен лежало неподвижное тело лосихи, а рядом с ним растерянно стоял лосёнок-первогодок. Увидев внезапно появившегося человека, он слегка попятился назад, натолкнулся на ствол одной из сосен, остановился и, быстро развернувшись, скрылся в гуще елового подроста.
