Миллион миллионов, или За колёсиком | страница 83
Излившись, они торопливо натягивают брюки, шумно отдуваются.
– Na was fuer eine Hitze, wohin? Sauna is aus, – Ну и жара, откуда? Сауна же не включена, – прерывисто дыша, удивляется Фридрих.
– Schneller, schneller druecken wir uns schneller, – Быстрей, быстрей выметаемся, – торопит Карл-Хайнц.
Мария, изнемогая от жары, наспех одёргивает платье, трусами вытирает с грудей и лица липкие, размытые потом следы страсти.
– Hab nicht verstanden! – Не понял! – раздаётся вдруг в темноте удивлённо-растерянный голос Карл-Хайнца. – Was fuer eine Scheisse?! – Что за дерьмо?!
– Was noch? – Что ещё? – это Фридрих.
– Na die Tuer selbst! – Да дверь!
Слышно как Карл-Хайнц что есть силы дёргает дверную ручку.
– Was mit der Tuer? – Что дверь? – спрашивает Фридрих, чиркая зажигалкой.
– Beigeschlafene Tuer offnet sich nicht! – Ёбаная дверь не открывается! – в скупом пляшущем свете Карл-Хайнц бросается на дверь всем телом.
Без толку, дверь не поддаётся, немец, задыхаясь, трёт ушибленное плечо.
– Что ты делаешь?! Услышат! – обливаясь потом, сдавленно кричит Мария.
Зажигалка гаснет.
– Gib mir, – Дай я, – угрюмо говорит Фридрих.
Удар. Ещё удар.
– Scheisse! Wir sind geschlossen! – Дерьмо! Нас заперли!
– Зачем вы?! Нас же услышат, идиоты! – паникует Мария.
– Wir sind geschlossen! Wer?! Was fuer eine Scheisse?! – Нас заперли! Кто?! Какого хрена?!
Карл-Хайнц подступает к Марии.
Фридрих снова чиркает зажигалкой.
Мария, всё ещё не понимая, приближается к двери, дёргает туда-сюда за ручку.
– Нас что, заперли? – в панике шепчет она. – А почему так жарко?
– Was fuer eine Scheisse?! Was fuer eine Scheisse?! – Какого хрена?! Какого хрена?! – не унимается Карл-Хайнц.
– Wir beisen hier ins Gras, – Мы здесь сдохнем, – вдруг тихо говорит Фридрих.
Он стоит в углу возле каменки, светит себе зажигалкой и стряхивает обильный пот с ладони на серые, гладкие камни. Крупные капли, едва достигнув поверхности кладки, с коротким шкворчанием превращаются в сухой пар.
– Sauna is ein. Scheissehund. – Сауна включена. Собачье дерьмо.
Фридрих в изнеможении опускается на пол, рвёт на себе ворот рубашки.
– Сауна включена, – обречённо роняет Мария, садится рядом с Фридрихом и принимается плакать.
– Was fuer eine Scheisse, was fuer eine Scheisse, – Какого хрена, какого хрена, – тупо повторяет Карл-Хайнц.
В сауне уже нечем дышать. Воздух раскалился настолько, что обжигает глаза и лёгкие, словно живое пламя.
Мхов, сидя в ротонде, думает: «Если, конечно, представить время в виде линии, типа бесконечной реки, текущей из будущего в прошлое, а человека – сидящим неподвижно на берегу этой реки, то он действительно не может путешествовать по времени, это время само течёт мимо него. Получается, что человек существует вовсе не во времени, а рядом с ним, в неком околовременном пространстве. И вот время течёт и течёт, и человек, находящийся в раз и навсегда определённой точке возле реки-времени, что называется, живёт, то есть, переживает ощущения, которые он испытывает в каждую конкретную единицу времени: к примеру, сидит и пьёт с приятелями за столом, или кончает на девке. Ага. И вот только он приготовился кончать, а тут время как-то сломалось, закруглилось и остановилось, получается вечный кайф. И, наоборот, в такой ситуации человек, не могущий кончить на страшной бабе, обречён вечно испытывать это страшное ощущение…»