Гуня между тем наложил себе полную тарелку каши и уплетал ее за обе щеки.
— Послушай, — сказал отчим, — тут к тебе приходила милиция.
— Милиция? — удивился Гуня. — Зачем?
— Тебе видней.
— Чего видней?! — жалобно вскричал Гуня. — Чего я сделал? Чего я когда кому плохого сделал, а? Ходят, пристают, как мухоловка! Вон, в Липецке завод американцам продали за десять тыщ, а они ко мне пристают! В троллейбусе тоже грязь… — мрачно прибавил Гуня.
— А в булочной опять черного не было, — согласился отчим.
В прихожей раздался звонок.
— А вот и мать твоя пришла, — сказал отчим.
Он открыл дверь: на пороге стоял Валерий в светлом бежевом плаще с широкими отворотами на рукавах. Руки Валерий держал в кармане плаща.
— Добрый день, — сказал Валерий отчиму.
Гуня, побледнев, глядел в коридор.
Валерий, не раздеваясь, стоял у двери.
— Поехали, — сказал Валерий.
— Куда?
— Далеко.
— Никуда я не поеду! — закричал вдруг Гуня.
— Дурак, — спокойно сказал Валерий. — Малый Толмачевский, 22, 17, И. И. Демочкин, — это тебе что-нибудь говорит? — И, повернувшись к отчиму, добавил:
— Вы не представляете, какой он дурак. Он снял по фальшивому паспорту квартиру на Толмачевском, а потом продал ее какому-то грузинскому качку.
И продолжал:
— Милиция тебя опознала, а джорджи ищет с тобой встречи. Поехали.
— Куда?
— Во Внуково-Быково. Пока джорджи в Москве, тебя в Москве нет, понятно?
Гуня глядел на своего приятеля, как кролик на удава. Возможно ли, чтобы Сазан не знал о бомбе? А собственно, откуда ему знать? Он что, самый умный, что ли? Гуня не засветился ни перед кем, кроме какой-то слепой старушки с болонкой. А откуда этим дуракам найти старушку, у которой мозги поросли щетиной, — она вообще приняла его за почтальона. Если разобраться, так это Сазан ему еще должен. Только подумать, выкинуть школьного приятеля из машины и с работы! Наверняка Сазан чувствует свою вину за то, что Гуне пришлось связаться с этим ашотом… — Поехали, — сказал Сазан.
Гуня встал и, вздрагивая, начал одеваться. Отчим сунул ему в руки черную куртку. Они сошли в холодную, вечереющую подворотню.
Валерий молча посадил Гуню в машину и сел за руль. Колеса взвизгнули, разбрасывая последний рыхлый снег, и через пять минут машина выехала на Кропоткинскую набережную.
В 17:40 на рабочем столе Сергея раздался звонок.
— Тихомиров слушает.
— Это Дмитриев. Звонил постовой и сообщал, что человек с приметами Гуни сошел с троллейбуса на Кропоткинской. Городейский, однако, не звонил.
