Пончик сделал какое-то движение губами. Может, хотел ещё что-то сказать. А, может, просто перестал улыбаться, потому что шутка затянулась, и ему перестало быть смешно. Он только дёрнул губами, и я нажал на спуск. Меня же предупреждали: прежде чем выстрелить из револьвера – взведи курок! А то тяжело пальцем давить на собачку. Я нажал. Курок полез вверх, пальцу стало очень тяжело, а выстрела всё не было. И курок всё поднимался и поднимался, и палец уже окаменел давить. Я дёрнул рукой, и грохнул выстрел. От того, что я дёрнул рукой, пуля попала не в сердце, а чуть ниже каски, выше переносицы. Пончик упал на спину, от удара о землю каска съехала ему на лицо, и из под неё сразу потека ярко красная кровь. Мне стало стыдно перед ним: я не хотел в лицо! Хотя было и удивление: раз – и труп. Никаких проблем! Рядом произошло какое-то движение. Я развернулся и увидел, что ещё один охранник, дряблый дядька лет пятидесяти, тоже толстый и небритый, стоит столбом метрах в четырёх с полными ужаса глазами, и смотрит на меня, как монах на нечисть. Свой автомат он как-то безвольно и неумело держал в руке, и даже не попытался его поднять. Я взвёл курок, двумя руками поднял револьвер, и на этот раз попал туда, куда хотел: в грудь. У того подкосились ноги, он сморщился и завалился на бок. Какой-то китаец подбежал к нему, подхватил автомат, и дал две короткие очереди по убегавшему конвою. Один солдат упал сразу, другой захромал, пробежал ещё несколько метров, встал на колени, попытался ползти, но из спины с бульканьем хлестала кровь, и он прополз лишь метр. Двух оставшихся, пока я стрелял, убили тихо вручную. Одного – латиносы, одного – наши. Убили быстро, как кроликов, сломав шеи. У трупов забрали не только автоматы и пистолеты, но и вообще всё, что было в карманах и на поясах: патроны, деньги, кредитки, жвачку, с чем-то фляжку, рацию.
– Молодец, седой! – хлопнул меня по плечу кто-то из наших. – Теперь валим, пока они не чухнули!
В порту уже выли сирены, слышалась то ли стрельба, то ли это взрывались бочки с бензином. Мы быстро оценили обстановку. До жилых домов оставалось не больше километра. Справа простиралось какое-то поле с остатками строений, напоминавшее качественно разбомбленный аэродром. Слева был то ли небольшой залив, то ли заброшенный аквапарк. Дома на окраине города походили на наш пригород: обычные трёх – и пятиэтажки. К ним от стадиона вела широкая дорога, выложенная бетонными плитами. Ближе к горам и вправо до горизонта высились громадины небоскрёбов на любой вкус и цвет.
