Украденное лицо, Моя юность прошла в Кабуле | страница 27



- Вы не имеете права спорить с советским персоналом.

- Даже если совершена профессиональная ошибка? Да знаете ли вы, что случилось?

- Они делают то, что считают нужным. Не вмешивайтесь. Извинитесь перед этой сестрой, иначе я буду вынужден считать вас контрреволюционеркой.

- Эта женщина грубо нарушила правила! Она подвергает опасности жизни афганских детей, и моя гордость афганки запрещает мне извиняться. Я отказываюсь.

- Вы уволены.

Когда мама захотела забрать в департаменте здравоохранения свое личное дело, оказалось, что оно странным образом исчезло. Министр Наби Камьяр, пытаясь замять скандал, дал ей возможность участвовать в конкурсе и сдавать экзамены на право обучения по любой специальности, по ее выбору. На следующий год мама на шесть месяцев уехала в Прагу стажироваться в гинекологии. Курс она закончила первой. Вернувшись в Кабул, мама заявила министру:

- Я благодарна вам, но теперь ухожу - не хочу работать под началом советских властей.

Камьяру удалось уговорить ее остаться и работать с ними в Министерстве здравоохранения. Три года спустя мама все-таки ушла со службы, но время от времени работала в больнице по контракту. До прихода в Кабул талибов...

Мама не пряталась дома, она вовсе не собиралась заниматься только кухней и воспитанием младшей дочери, потому что никогда особенно не любила домашнюю работу. Папа как-то даже нанял кухарку, чтобы его любимая жена могла спокойно лечить своих больных. Мама переносит отсутствие работы гораздо хуже своих дочерей. Мы с Сорайей молоды, надежда не потеряна, как говорит папа. А вот для мамы, которая с каждым днем вынужденного безделья все глубже погружается в апатию, он опасается худшего.

Когда папа с кем-нибудь видится или его друзья навещают нас, говорят все об одном и том же: кошмар, ужас, насилие. Разве можно смириться со страшным рассказом о том, как женщине прилюдно отрубили пальцы только за то, что она покрыла ногти лаком?! Папа, как может, старается оберегать маму от этих жестокостей.

К несчастью, иногда ужас настигает нас и в стенах родного дома. Однажды, в начале зимы 1997 года, мы слышим с улицы истошный женский крик:

- Мой сын не виноват! Он не виноват!

Посмотрев в окно, я узнаю мать Аймаля, юноши из соседнего дома. Трое талибов бьют его прикладами своих автоматов, бьют жестоко, методично, стараясь попасть по ребрам.

Мы с Сорайей отскакиваем от окна в страхе, что нас заметят, но крики Аймаля разрывают нам душу.