За этой речью, прочитанной громким голосом, следуют религиозные песнопения. После полудня снова наступает глухая тишина. Придется ждать вечера, чтобы узнать немного больше из передач Би-би-си или "Голоса Америки", идущих на персидском языке.
А что делать до тех пор? Перебирать в голове худшие предположения, вспоминать жуткую картину, увиденную на площади? Все так плохо, так страшно, что мы даже забыли пообедать.
В дверь стучат. Это управляющий, по приказу талибов он пришел сообщить папе, что тот должен пойти в мечеть и сдать оружие. Но у нас его нет, разве что старинная коллекция, висящая на стене! Папа смотрит на ружье, с которым его отец в 20-е годы сражался против англичан. После смерти деда отец повесил его на стену как семейную реликвию. Рядом - старинная сабля. Что будут делать с таким оружием талибы? Папины глаза влажны от волнения, я вижу, как трудно ему расстаться с дорогими сердцу вещами. Мама настаивает, умоляет его быть разумным:
- Прятать его слишком опасно, вдруг придут с обыском!
С болью в сердце папа снимает со стены старое ружье - оно висело как раз напротив великолепного маминого портрета, написанного ее братом. Как она хороша здесь - двадцатилетняя красавица с черными вьющимися волосами до плеч и огромными глазами, искрящимися счастьем! Мамина красота не увяла, разве что слегка поблекла от времени и тяжелых испытаний.
Папа берет и большую саблю, молча заворачивает оружие... Он отправится в мечеть под белым флагом в одиночестве...
Мне хочется плакать. У нас в семье не принято выставлять чувства напоказ, каждый из нас прячет свое горе, не желая причинять лишнюю боль близким. Это черта характера типична для афганцев, мы - гордый и сдержанный народ. Мы многословны и экспансивны, когда обсуждаем общие дела и проблемы, но молчим о наших горестях. Думаю, гражданская война обострила чувства, заставила афганцев замкнуться в полном достоинства молчании. Мы выживаем, экономя эмоции, это необходимо, чтобы не сойти с ума, не впасть в ярость, не поддаться страху. Когда горе непосильно, когда я чувствую, что не справлюсь с собой перед остальными, я прячусь в своей комнате и рыдаю в одиночестве в подушку.
В ту полную ужаса пятницу 27 сентября мы с Сорайей без конца обсуждаем случившееся. После свадьбы Шакилы мы спим на одной кровати, сестра рассказывает мне о своих полетах, о коллегах по экипажу, мы слушаем музыку, иногда Сорайя ужасно смешит меня, зажимая пальцами нос и не давая дышать. Так мы отвлекались от грохота взрывов, накрывающих город. Вахид научил нас, как себя вести, чтобы не оглохнуть при налете: нужно широко раскрыть рот, тогда барабанные перепонки не лопнут.
