Вышедший из кареты старик проверил, не пострадали ли от удара рессоры.
— Едем! Ничего не сломано! — сказал он кучеру: — В гостиницу «Лувр»!
Повозка и экипаж разъехались в разные стороны. Карета увозила полумертвую Елену Нозаль, оплакивавшую свою последнюю надежду.
Так, даже не догадываясь об этом, Жильбер увидел свою маму.
Мерно раскачиваясь в корзине под днищем повозки, Жильбер размышлял. Куда он едет? Судя по надписи, прочитанной им на повозке, это могла быть какая-то деревушка, то есть место, где много цветов, много зелени, хлебных полей, чистого свежего воздуха, который сам вливается в грудь, где слышится мычание коров, ржание лошадей, блеяние овец, кудахтанье кур. И это очень хорошо. Плохо другое: в деревнях домов немного, люди любопытны. Здесь его с первых же шагов станут осматривать с ног до головы. Конечно, тотчас же начнутся вопросы: «Как тебя звать? Откуда и куда ты идешь? Что ты сделал?»
Что он будет отвечать на все эти вопросы, чтобы не выдать себя, не вызвать подозрений? Итак, несмотря на прелесть деревни, в ней нельзя будет ни остановиться, ни поселиться. Следовательно, надо выбраться из корзины прежде, чем повозка доедет до деревни.
Своим не по летам развитым умом Жильбер понимал, что скрыться ему удастся только в бестолковой суете города. Разве тысячи детей его возраста не бродят по улицам с утра до ночи, не обращая на себя ничьего внимания? Только кучерам есть до них дело — они отгоняют ребятишек кнутами, крича, чтобы те убирались прочь с дороги и не лезли под колеса.
Кроме того, только в Париже существует масса мелких занятий, которые могут прокормить мальчика его возраста. А покидая приют, Жильбер твердо решил: он будет жить своим трудом.
Каким трудом? По правде сказать, он еще и сам пока не знал этого. Сначала он думал только о побеге из приюта, а в данную минуту его занимала лишь одна проблема: как можно скорее выбраться из своего убежища, так как повозка уже проехала заставу.
Выскочить из корзины было не такой простой задачей. Повозка, хотя и подвигалась вперед очень медленно, но все-таки ехала и нигде не останавливалась.
Лошади с трудом поднимались в гору, проезжая улицу, которая, как Жильбер успел прочесть на голубой дощечке, называлась Парижской. Может быть, он решился бы выпрыгнуть, не дожидаясь остановки и рискуя расшибиться, если бы не услышал голос, обращенный к одному из возчиков:
— Как, это ты, Поль? Да еще с Жаном!..
— Привет, Антуан! — крикнул возчик.
