Мы стояли у начала тропинки, которая вилась вдоль реки и вокруг поля, и просто смотрели. Перед нами был океан белого цвета, встречавшегося на горизонте с серым — цвета были столь похожи, что трудно было сказать, где заканчивается земля и начинается небо. Я моргнул от резкого блеска, отражавшегося от рыхлой поверхности, и стоявшая рядом Амели приложила ладонь ко лбу козырьком, словно мы впрямь были путешественниками, озиравшими чужую землю.
— Идем.
Ее смешок нарушил глухую тишину, и мы осторожно двинулись вперед. Снег перемешался со льдом, и я слышал, как под ногами уминается масса снежинок, вмороженных в сверкающую поверхность, подобно древним окаменелостям Снег блестел, и чем дольше я смотрел, тем больше сокрытых цветов видел в его осколках — пурпурный, синий, розовый, и проблески промежуточных оттенков. Я сопел, Амели — тоже. Это был единственный звук помимо хруста шагов и редких посвистываний ветра. Уши щипало от холода, но в сердцах царило умиротворение.
Местами лед был слишком скользким для наших неуклюжих ног, мы медленно продвигались к краю поля, слегка растопырив руки для равновесия, — а потом ступили на снег. Амели ахнула, ее лицо просияло, и на миг показалось, будто впереди у нее вся жизнь.
— Он такой мягкий!
Мои ноги утонули в холодной белизне, промявшейся под моим весом, и я стянул перчатки и запустил пальцы во влажный слой. Амели присела, так, что край ее пальто обмакнулся в снег, и поднесла горсть снежинок ко рту. Улыбнувшись, она высунула язык, и я смотрел, как белое тает на горячем и розовом, — а потом сделал то же самое.
Мы не говорили, только смеялись и ахали, хватая руками белую массу — почти все и почти ничто, — пока наши ладони не стали красными и шершавыми. Мы не играли со снегом, не скатывали снежки и не кидали ими друг в друга. Это просто не пришло нам на ум, как могло бы, вероятно, прийти другим детям. Наверное, прошло слишком много времени с тех пор, как мы бегали, смеялись и играли, и если бы мы сделали это снова, воспоминания обо всем, что нами потеряно, сломили бы нас изнутри. А может быть, наши тела были просто слишком утомлены от усилий остаться в живых. В любом случае, мы просто трогали снег, пробовали его на вкус, нюхали его. Наши широко раскрытые глаза упивались странным серым миром, словно хотели поглотить его и запасти впрок, чтобы облегчить предстоящие нам ужасные дни.
Вдали из ворот, ведущих на дальнее поле, появилось темное пятно и начало медленно двигаться по тропе, впереди скакал пес Амели встала, и мы оба заулыбались, желая, чтобы животное с мягкой шерстью и влажным языком подбежало к нам Высокая фигура помедлила, и, кажется, даже за несколько сотен ярдов я различил, как замер этот человек. Воздух прорезал свист, и овчарка немедленно развернулась и бросилась обратно к хозяину. Вместе они вновь исчезли за воротами, как будто нашу болезнь можно было подхватить на расстоянии. Мы смотрели, как они уходят, и улыбка Амели угасла.
