— Мне очень жарко, душно так, — отвечала Женя.
Она сильно побледнела и осунулась. Оля только теперь это заметила и стала ее уговаривать поесть. Развязав котомку, девочка убедилась, что в ней хозяйничали чужие руки. Узелка с деньгами не оказалось.
— Украли… украли ведь, деньги-то! Слышишь, Женя, деньги украли!
Женя довольно безразлично отнеслась к этому событию, оставив охать Ольгу и пришедшую в это время с подойником [22] женщину.
— Ишь, обокрали вас, болезные, — проговорила женщина, процеживая молоко. — А далеко еще брести-то?
— К Троеручице в монастырь, — отвечала нехотя Ольга.
— Неближний свет… Отсюда верст боле сорока будет. Не занедужил бы у тебя паренек-то. Ишь, с лица-то какой худенький.
— Нет, я ничего, я дойду, — лениво проговорила Женя.
Вообще, несмотря на то, что в этой избушке Жене удалось и вымыться, и переменить белье, несмотря на ласковое угощение хозяйки парным молоком и горячей похлебкой, Женя не развеселилась, была молчалива и насилу заставила себя двинуться в путь, когда пришло время идти.
Они сделали не больше трех верст, как девочка хриплым голосом обратилась к Оле.
— Оля, я не могу дышать… Очень горло болит и бок, так и стреляет… Совсем идти не могу…
— Господи, вот беда-то… Что же теперь делать? Назад ворочаться — далеко, теперь скоро деревне надо быть, видишь, поля пошли. Давай я тебя поведу, может, до деревни-то и добредем, отлежишься немножко… Переждем денек.
— Я дойду, только пойдем потише.
Девочки поднимались на небольшой пригорок. Когда они с большим трудом и останавливаясь чуть не через каждые десять шагов, очутились на вершине, то оказалось, что сейчас же за ним, у самого склона, приютилась небольшая группа домов.
— Усадебка это какая-то, — проговорила Оля. — Видишь, барский дом в саду… а это службы… вон людская, видно, а вон и двор, и скотная изба рядом. Туда и зайдем… Может, позволят нам скотники туточки отдохнуть.
Оля говорила об этом с сомнением. Она искренне жалела, что это была не деревня, а усадьба, но тащить Женю дальше было нельзя, бедная девочка совсем изнемогала.
Однако ласковый прием высокой краснощекой скотницы сразу успокоил Олю.
— Христос с вами, ночуйте, ребятушки… места не пролежите. Чьих вы будете?
— Мы в монастырь идем… к Троеручице. А господа не забранят, как узнают, что вы нас пустили?
— Наши-то господа? Нет, не забранят. Они и сами всех странных принимают, я, пожалуй, туда вас и сведу, там лучше будет.
— Нет, нет, — воскликнула Женя, успевшая с помощью Оли раздеться и уже растянувшаяся на лавке, чтобы поскорее отдохнуть. — Нет, я никуда не пойду, мне и здесь хорошо.
