— Хватит! — крикнула Луиза и стукнула кулаком по столу, привлекая к себе взгляды посетителей кафе, еще не успевших обратить на нее внимание. Она одним глотком прикончила свой коктейль и проговорила ровным и сладким голосом: — Все, что ты говоришь, вранье. Во всем виноват Антуан. Я делаю все, что в моих силах, чтобы наладить отношения, чтобы найти свое место в этом… в этом… доме.
«В этом аду», — мелькнуло у Клер. Она вдруг почувствовала усталость и отвращение. Не всякую правду следует высказывать вслух, а она в очередной раз упустила возможность промолчать. Луиза пока еще не переварила ее слова, но пройдет несколько часов, и она, скорее всего, проникнется к ней ненавистью.
— И у тебя ничего не получается, — продолжила Клер. — Но, если бы ты примирилась с этой мыслью, все изменилось бы и жизнь стала бы проще.
Она еще продолжала говорить, когда увидела Поля Росетти — тот как раз проходил под огромным стаканчиком йогурта на рекламном щите. Он дружески кивнул ей, и она едва заметно кивнула ему в ответ. Ей не хотелось привлекать к нему внимание Луизы.
— Антуан не имеет никакого права тебя обвинять. Ну подумай сама. Может быть, без них ты стала бы намного счастливее. Виделась бы с ними изредка… В другой роли.
Клер видела, как удаляется Росетти. Она попыталась представить его в окружении школьников, но у нее ничего не вышло — картина выглядела совершенно нелепой.
— Это невозможно, невозможно, невозможно, — твердила Луиза, постукивая зажигалкой по столу. — Помнишь мою кузину Эрику? Она живет в Лондоне, я тебе про нее рассказывала. Так вот, она сделала, как ты говоришь. Они втроем вернулись во Францию, а она осталась в Англии. И я продолжаю считать, что она поступила ужасно. Наверное, во всем виновато мое воспитание.
— Да? А вот я думаю, что она смелая женщина. Ей хватило мужества признать, что она не создана для того, чтобы заниматься детьми. Материнство — своего рода искусство, и не все им владеют…
Клер вдруг страшно надоел этот никуда не ведущий разговор. С Луизой вечно одно и то же. Она умеет повернуть дело так, чтобы всегда оказаться правой. Жалобы, вздохи, театральные восклицания складывались в саундтрек к ее спокойной и обеспеченной жизни, придавая ей требуемый налет эстетики. И тут же, словно подтверждая мысли Клер, Луиза потянулась, тихонько вздохнула и, закрыв глаза, промурлыкала:
— Хорошо здесь на солнышке, правда? — Она замерла, наслаждаясь минутой.
Клер, съежившись, сидела рядом и думала, что в очередной раз купилась на уловки этой опасной женщины, для которой слова не имели никакого значения, словно дешевые безделушки — надоела одна, выбросил и взял другую. От всего на свете ее предохраняло мощное противоядие, которым ее снабдила сама природа, — безграничный эгоизм. Клер так не умела. Все колкости, все ехидные и злобные насмешки, всю жестокую правду, которой Луиза била ее наотмашь, она принимала не защищаясь. Чай совсем остыл. Чего ей сейчас не хватало, так это молчания Ишиды, его доброжелательного взгляда, даже его запертого на сто замков смеха.
