— Ну да. Ты ведь жадный, не подаришь! — засмеялся Савва.
— Не люблю я эту вещь. Не вышла она у меня. И критики заклевали от души. Чехов ругался: «Все однотонно, как диссертация».
— Однотонно — это да-а! — согласно закивал Савва. — У Антона Павловича все значительно живее. Читаешь — и, право, жить хочется!
Горький хмыкнул.
— Впрочем, критики, на то они и критики, чтобы клевать, — продолжил Морозов. — В этом — их работа, призвание и удовольствие.
Он открыл книгу и прочитал вслух: «Жалеть людей надо… это ты хорошо делаешь!» Слушай, Алеша, все ты о жалости пишешь… Недолюбили тебя что ли в детстве?
— Да ты, Савва Тимофеевич, дальше читай, чего остановился? — Горький прикрыл глаза.
Савва присел на край стола и продолжил: «…Только — нужно с разумом жалеть…»
Горький многозначительно поднял указательный палец.
— «Сначала посмотри на человека, узнай, какой в нем толк, какая от него может быть польза…»
— Сам так думаешь или только герой твой? — с интересом поглядел на гостя Савва, закрыл книгу и положил на стол.
— Что я думаю, Савва, то — потемки. Иногда сам в себе разобраться не могу, чувствую только, что романтизм юношеский, когда из-за неразделенной любви стреляться был готов, ушел…
Савва удивленно посмотрел на него, явно собираясь задать вопрос, но не успел. Дверь кабинета открылась и на пороге появилась Зинаида Григорьевна, одетая по-домашнему — в широкое платье из серого кружева.
— Савва! — начала было она, но замолчала, недовольно покосившись на Горького.
Тот быстро поднялся и, смущенно поправляя косоворотку, поздоровался.
Зинаида едва кивнула и перевела взгляд на мужа.
— Савва, там девочки что-то не поладили. Сидят по разным углам и дуются. Мне ничего не говорят, Люлюта заявила: «Это только папочка поймет». Зайди, разберись. У меня сегодня мигрень, — снова скользнула она взглядом по Горькому, и вышла из кабинета.
Савва, бросив на ходу: «Алеша, не сердись, сам видишь — дело важное!», — направился в детскую.
Горький же вернулся к дивану и, взбив бархатную подушку, улегся, с наслаждением вытянув ноги.
— Черт знает, как эта роскошь разлагает! — проворчал он и прикрыл глаза…
…Савва вернулся в кабинет минут через двадцать, повторяя сквозь смех: «Просто замечательно! Ну, просто замечательно!»
Горький неохотно спустил ноги с дивана.
— Ну, что за прелесть эти маленькие женщины! — не мог успокоиться Савва, усаживаясь в кресло за письменный стол. — Что, ты думаешь, они повздорили? Мария решила сестре похвастаться. Федор Ярцев, друг ее, в любви ей признался и, понимаешь ли, замуж зовет! А она раздумывает, мол «для себе еще хочется пожить»…
