Савва вышел в фойе.
«Она — богиня! Бесспорно — богиня», — думал он, в волнении направляясь к гримерным, куда пока еще не пропускали рядовых поклонников, но перед дверью Марии Федоровны в нерешительности остановился, пытаясь взять себя в руки.
«Богиня! Несомненно — богиня!» — билась в голове пьянящая, восторженная мысль.
— Са-авва Тимофеевич! — послышался из гримерной голос актрисы. — Не стойте в коридоре, входите. Я же знаю, что вы здесь! Я уже переоделась!
Морозов толкнул дверь и увидел улыбающуюся Андрееву, которая радостно протягивала ему руки.
— Спасибо за цветы. Прелесть какая! Таку-у-ю корзину роз в первый раз видела. Спасибо, милый, милый Са-авва Тимофеевич! — напевно поблагодарила она, глядя увлажнившимися темными глазами.
Савва смущенно заулыбался, удерживая ее руки. Чуть дольше, чем позволяли приличия. И вдруг заметил на столике у зеркала записку.
— Это вам? Кто написал? — строго поинтересовался он, отпуская руки Марии Федоровны.
— Любопытство, знаете ли, признак дурного тона, — кокетливо рассмеялась та, — но от вас, друг мой, у меня секретов нет.
Взяв листок в руки, Андреева с видимым удовольствием прочитала вслух:
«Когда кругом пестрят безвкусные наряды,
Твоя одежда нежной белизны.
Когда глаза других горят греховным блеском,
В твоих — лазурь морской волны».
— Как вам? — живо поинтересовалась она, прикусив нижнюю губку, чтобы спрятать улыбку.
— Что за пиит? — хмуро уставился на нее Савва.
— А-а, ревнуете? — рассмеялась Андреева. — Вижу, вижу, ревнуете! Ах, вы ревнивец этакий! Это Мейерхольд. Сева, — небрежно сообщила она и отвернулась к зеркалу, чтобы припудрить скулы.
«Значит, его зовут Сева. Имя, пожалуй, не лучше фамилии», — раздраженно подумал Савва.
Андреева, заметив в зеркальном отражении хмурое лицо поклонника, снова рассмеялась.
— Савва Тимофеич! Полно вам! — повернулась она к Морозову. — Мне нет до Мейерхольда никакого дела. Ну, посудите сами. У Севы лицо топором, голос скрипучий. Да и ему, говоря честно, до меня тоже дела никакого.[7] А записка со стишком — для него просто, как сорванный цветок для проходившей мимо женщины. Не более. Ну же, Савва Тимофеевич! Хватит дуться! — провела она пальцами по лацкану его пиджака. — Кстати, — услышала возбужденные голоса поклонников за дверью гримерной, — завтра у меня нет спектакля. Приходите вечером, как обычно. Непременно приходите!
Савва благодарно поцеловал ей руку, и Андреева с царственным видом опустилась в кресло лицом к двери.
