— Экой ты сегодня! Случилось что? Или твоя «разведенка» чего выкинула? — чуть смягчила тон Мария Федоровна.
— Матушка, столько лет прошло, а вы все за свое, — поцеловал Савва руку матери и, дождавшись пока та усядется, почти утонув в огромном кресле, опустился на диван напротив.
— Что мне года? Разве что сердце пошаливать стало. Иногда, кажись, оторвется и рухнет в недра самые. А «разведенка» твоя, она была и есть «разведенка». Слыханное ли дело — наперекор законам веры святой, в дом разведенную привести! Знаю, что говорю! — повысила она голос, заметив, что Савва собирается возразить. — Знаю! Во всяком житейском деле, слава Богу, изнанку вижу.
— Матушка, столько прожито с Зиной вместе, детей народили, а вы все никак не смиритесь. Сами же согласие дали на наш брак. Значит — сумели простить.
— Материнское сердце простить может, а забыть — никогда. Не люблю ее и все тут! — Мария Федоровна хлопнула ладонью по поручню кресла. — И хватит о том. Так с чем пожаловал?
Савва вынул из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул матери.
— Прочтите. Из Китая письмо от господина Лоскутова. Похоже, на китайском поле мы англичан на обе лопатки положили, — довольно усмехнулся он.
Мария Федоровна взяла бумагу, расправила на коленях и, надев очки, принялась читать, сохраняя строгое выражение лица.
В комнату внесли тяжелые бронзовые подсвечники с горящими свечами и поставили на низкий дубовый столик около кресла.
— Что ж, матушка свет-то электрический не включаете? — спрятав улыбку, поинтересовался Савва.
— Будто сам не знаешь? — ворчливо сказала она, не поднимая головы. — От свечей дух медовый идет и тепло живое.
— Марья Федоровна, что еще изволите? — прощебетала молоденькая прислуга, слегка наклонив голову.
— Ступай! — махнула рукой Мария Федоровна, продолжая читать.
Савва, откинувшись на спинку дивана, сидел с полуприкрытыми глазами и размышлял. Всякий раз, приезжая к матери, он подсознательно ждал доброго слова, похвалы, поддержки. И, наверное, нежности и материнской ласки. Нет, он, конечно, знал — мать любит его, но не считает нужным проявлять любовь к тому, кто уже давно перестал быть смешным маленьким упрямцем, а стал взрослым и сильным мужчиной.
Иногда, во сне, к нему приходила мать. Другая, из какой-то иной жизни. Протягивала руки навстречу, и он, мальчишка, сбегая вниз по ступенькам, нырял в ее объятья, в нежную, теплую, сумасшедшую любовь. А она целовала его лицо, пальчики, и шептала: «Милый мой, милый, мальчик мой…»
