Летом в жару и засуху в берегах появлялись глубокие трещины и мы, вооружившись толстыми дрынами, постепенно раскачивая огромные глыбы, с шумом обрушивали несколько тонн берега в воду. Потом к этой земле приходили различные рыбы, заинтересованные новизной и возможностью что-нибудь ухватить из размываемой течением обрушившейся глыбы. Когда шел лес, у поваленных деревьев и коряг он тормозился, образовывался временный затор, мы залезали на это шаткое, непрочное сооружение и удачно ловили рыбу. Главное было вовремя покинуть затор при первых признаках разрушения. Непросто было убегать с затора, когда на крючке сидит хороший голавль, но все обходилось без особых жертв. Улов был для нас первичен. Мы любили такие опасные места, любили их и рыбы, здесь наши вкусы совпадали.
Часто голавлей мы высматривали притаившись на отвесном берегу, едва высунув голову из кустов или высокой травы и глядя в воду. А в ней, в полуметре от берега, за какой-нибудь корягой или большим камнем, где течение ослабевает и крутит вода, обязательно дежурили два – три полукилограммовых толстолобых красавца-голавля. Нередко в глубине перемещались и более внушительные тени.
Однажды, еще когда мы были совсем мальцами, где-то летом 54 года, поутру, мы увидели в нашем омуте чудо-рыбу. Кинули несколько огромных саранчей и корок хлеба в воду, в то место, где плавали большие голавли. Они уже начали хватать приманку, как вдруг эти килограммовые красавцы, гроза и паханы омута, бросились в рассыпную, как стайка пугливых баклюшек. А к нашей самой большой корке хлеба лениво так всплывает из темных глубин огромнейшая полутораметровая рыбина, бульк, корки нет и рыбина уходит на дно. Больше мы ее ни разу не видели, но остались в памяти ее чешуя, размером в детскую ладошку и огромнейший рот. Так вот кто по ночам так шумно ухал в воде омута, пугая нас и рвал закидушки. На следующий день, подгоняемые рыбацким азартом, весь этот огромный, глубокий омут мы перетянули переметами, понаставили жерлиц и закидушек, насадив на огромные крючки жареных лягушек и раковых шеек. Но в эту ночь поймали лишь пятикилограммового сома, да несколько щук и голавлей, а белорыбицу, а это была именно она, как объяснил отец – проходная рыба из Каспия, так и не попалась нам.
Да и чтобы мы с ней делали, сами полутораметровые, с пятидесятикилограммовой сильной рыбиной. Потом этот омут стал нашим излюбленным местом рыбалок. Много раз кто-то нам рвал поводки на переметах и леску на закидушках, возможно это были проделки той чудо-рыбы. В последующие годы Волгу начали перекрывать плотинами ГЭС и белорыбиц в наших местах мы больше не встречали.
