Его игра была мне приятна. Я рад был иметь перед собой противника, упорного как железо, однако, обстоятельства не позволили мне играть так, как я предполагал. В условиях климата и образа жизни мои достоинства притупились. Способность оценки позиции, точность расчета, даже простой взгляд на положение настолько были ослаблены и спутаны, что под влиянием усталости почти сошли на нет. Я не мог избегнуть этого, хотя и не считал себя деморализованным. Явления эти имели основания физиологического характера: потение, потерю в весе, бессонницу и, как последствие, невозможность сосредоточиться на долгое время. В результате процесс этот распространился и на мои мыслительные способности, однако, он не коснулся ни моего характера, ни решительности, .ни самообладания.
Когда я почувствовал, что моему здоровью угрожает серьезная опасность, я испугался, но не поддался субъективному впечатлению, а посоветовался с врачем-кубинцем, постоянно пользующим одну знакомую семью; он оказался очень знающим, любезным человеком, хорошо знакомым с островом, уроженцем коего он был. Мне пришлось говорить с ним по-испански, вперемешку парой французских и латинских фраз - все это я знаю крайне слабо, но, тем не менее, мы вели с ним долгую и интересную беседу.
Врач, которому я указал симптомы, посоветовал мне соблюдать строжайший покой. Он пояснил: "Здесь для вас слишком много света, жары и шума. Солнечный свет действует у нас гораздо сильнее, чем на севере. Это заставляет человеческое тело излучать и потреблять гораздо больше энергии, чем в более холодных и темных зонах". "Следовательно, г-н доктор, это и заставляет меня инстинктивно искать покоя? Должно быть, поэтому то мои способности отказываются работать, несмотря на все мои усилия?" "Конечно. Вы нуждаетесь в покое; ваш мозг не в силах выполнять требования, которые вы ему предъявляете". И он дал мне подробные разъяснения. Мои переживания подтвердили все, что он сказал. Он объяснил мое чувство головокружения, мою неспособность, по прошествии нескольских часов игры, оценить позицию или даже точно видеть положение.
Однако, как я уже указал выше, факты эти не объясняют еще всего. Их нужно дополнить указанием на одну слабую сторону моей игры. Многие годы я ничего не делал для развития своей игры, напротив, я невольно препятствовал усовершенствованию своего стиля. Я затрачивал свои духовные силы в другой области и притом крайне расточительно. Я не хотел также поддерживать быстрый прогресс игры, ибо он угрожал самой жизни шахмат. Я видел, как шахматы все более теряют прелесть игры и неизвестности, как их загадочность превращалась в определенность, как шахматы механизировались до степени объекта памяти; я сожалел о стремительном ходе этого процесса, казавшегося мне ненужно быстрым Я не шел по этому пути, хотя и видел, что он в конце концов неизбежен так же, как неизбежна смерть. И в течение матча, мне уж не удалось восполнить этот пробел, так как времени было мало и внешняя обстановка крайне неблагоприятна.
