Свой первый автомобиль я приобрел в январе 1971-го. Вопрос о таком поощрении я поставил перед руководством после победного чемпионата Европы 1969 года. Однако ждать пришлось больше года по причине реорганизации и замены модельного ряда на Горьковском автозаводе (до массового советского автомобиля — «Жигулей» оставалось уже немного). Зато я стал первым из баскетболистов, купившим новую модель «Волги», 24-ю. Правда, сесть за руль мне удалось только в августе 1971-го — это характерная иллюстрация плотности спортивного сезона того времени.
Свою первую «Волгу» я перепродал за 16 тысяч рублей, т. е. с 60-процентной прибылью. В 1973-м на волне олимпийского триумфа я обзавелся еще одной 24-й (она досталась потом первой жене), а в 1975-м — первыми «Жигулями» третьей модели. Наиболее долго, до конца 80-х, мне прослужила «шестерка», выделенная второй жене на «Мосфильме».
О том, как мы продавали машины, в основном на знаменитом авторынке в районе Южного порта, можно было снимать кино. Первую такую операцию я «проворачивал» с представителями братских южных республик. Сначала в качестве покупателя фигурировали двое армян, которые у меня дома вручили мне в качестве «вершка» куклу — из оговоренных 9000 рублей только 400 оказались настоящими. Это выяснила моя жена, перепроверившая деньги и сообщившая мне о своем открытии по телефону по предварительной договоренности — я с армянами поехал на авторынок. Поскольку со мной в качестве подкрепления был двухметровый мордоворот Витя Петраков, то мы просто отметелили этих двух покупателей и расстались с ними, сохранив за собой в качестве штрафа за непорядочность 400 рублей.
Со второй попытки я продал машину какому-то деду из Узбекистана — настоящему, в халате и тюбетейке, с дыней под мышкой. Этого уже мы могли запросто обмануть — отдав нам разницу, он спокойно отпустил нас с компаньоном куда-то отъехать на время перерыва в магазине, где оформлялась продажа. «Что же ты делаешь, дед? — спросили мы его, вернувшись, — тебя ведь так обманут.»
Жилье за время спортивной карьеры мне выделялось несколько раз, разумеется, в порядке «улучшения жилищных условий», т. е. после сдачи государству ранее предоставленного. Впрочем, продать квартиру в СССР тогда было практически невозможно, лишь позднее стали появляться какие-то полупрозрачные варианты махинаций с паем в ЖСК. В Свердловске через два года проживания на стадионе я получил комнату в коммуналке, а в 1967-м — квартиру, причем сразу 2-комнатную. Правда, одна из комнат была такого размера, что, открывая в нее дверь, вы сразу оказывались в кровати. Уезжая в Москву, я эту квартиру, разумеется, сдал.
