Когда она приходит в себя, в квартире никого, кроме нее самой и трупа, нет. Бумажника и пушки тоже нет. Без сознания она пролежала около получаса. Мы это знаем, поскольку выстрел слышали соседи и смогли назвать время — хотя и не знали, где стреляют.
Квартира Мэйнов — на шестом этаже. Дом восьмиэтажный. Рядом, на углу Восемнадцатой авеню, — двухэтажный домик, — внизу бакалея, наверху жилье бакалейщика. За домами — узкий проезд. Ладно.
Кинней, тамошний постовой, проходил по Восемнадцатой авеню и слышал выстрел. Совершенно отчетливо, потому что квартира Мэйнов выходит окнами на улицу — как раз над бакалеей, но откуда донесся выстрел, Кинней определить не смог и потерял немало времени, бегая по улице. А когда он добрался наконец до проулка, птички уже ускользнули. Но Кинней нашел их след — они там бросили пушку, которую отобрали у Мэйна. Но их самих Кинней не видел. И никого похожего — тоже.
Ну а из окна третьего этажа на крышу бакалеи путь прямой. Разве что калеке не под силу — что влезть, что вылезти, — а окно не закрывается. Рядом жестяная водосточная труба, низкое окно, дверь с выступающими петлями — сущая лестница вдоль задней стены. Мы с Беггом там лазили, даже не вспотели. Та парочка могла уйти этим путем. Мы знаем, что они ушли этим путем. На крыше бакалеи мы нашли бумажник Мэйна — понятно, пустой — и носовой платок. Бумажник с металлическими уголками. Платок зацепился за один из них и упал вместе с бумажником, когда преступники его выбросили.
— Платок Мэйна?
— Нет, женский, с монограммой «Э» в уголке.
— Миссис Мэйн?
— Ее имя Агнес. Мы предъявили ей бумажник, пистолет и платок. Первые две вещи она опознала как мужнины, а платок видела впервые. Зато узнала духи, которыми пахло от платка, — «Desir du Соеиг». На этом основании она предположила, что маленький мог быть женщиной. Она и раньше описывала его сложение как женоподобное.
— Отпечатки пальцев или что-нибудь в этом роде? — спросил я.
— Нет. Фелс прошелся по всей квартире, по окну, крыше, осмотрел бумажник и пушку. Никаких следов.
— Миссис Мэйн сможет опознать тех двоих?
— Сказала, что узнает щуплого. Может быть.
— У вас хоть на кого-то что-то есть?
— Пока нет, — ответил худощавый сержант-детектив. Мы направились к выходу.
На улице я распрощался с полицейскими ищейками и направился в Вествуд-парк, в дом Бруно Ганджена.
Торговец редкими и антикварными ювелирными изделиями был крошечным расфуфыренным человечком. Его смокинг со встопорщенными подкладными плечами облегал талию наподобие корсета. Волосы, усики и кинжально-острая эспаньолка были вычернены и напомажены до блеска, не уступающего блеску остреньких розовых ноготков. Я бы и цента не дал за то, что румянец на его пятидесятилетних щечках — естественный. Он восстал из глубин кожаного библиотечного кресла, подал мне мягкую теплую ручку — не больше детской — и с улыбкой поклонился, чуть наклонив голову к плечу.
