— Тут не может быть двух мнений! — подтвердил Мак. — Я могу только дивиться, как вы видите больше любого зрячего и так тонко оцениваете достоинства сих бесценных камней! Смею думать, ваши пальцы имеют дар зрения!
Дандоло хрипловато-дробно рассмеялся, словно закашлялся, и действительно закончил сухим кашлем.
— Глаза на кончиках пальцев! Занятная фантазия! А все же временами не могу не чувствовать правдивость этого — мои руки до того любят нежить теплую плоть драгоценных камней, что научились видеть и верно оценивать. Да и в тонких материях мои пальцы разбираются, ведь я люблю хорошие ткани… Впрочем, какой настоящий венецианец их не любит? О добротности и чистоте выделки тканей я мог бы рассказать не меньше самого искусного фламандского ткача… Ну, да Господь с этим, это все старческая болтовня. А вот что у меня есть действительно ценного…
— И что же? — подобострастно спросил Мак.
— Взгляните.
Тут старец повернулся, за своей спиной ловко нащупал и поднял крышку большого деревянного ларца и вынул оттуда икону, аккуратно завернутую в кусок бархата.
— Знаете, что это такое? — спросил он гостя.
— Увы, не ведаю.
— Это икона с изображением св. Василия. Говорят, пока она в Константинополе, городу ничего не грозит и его процветание незыблемо. Догадываетесь, зачем я вам ее показываю?
— Никак нет, ваша светлость.
— Чтобы вы отвезли послание вашему повелителю. Вы меня внимательно слушаете?
— Я весь внимание, ваша светлость, — произнес Мак, теряясь в догадках, куда клонит слепой старик.
— Когда прибудете в Рим, передайте его святейшеству: я плюю и на него самого и на то, что этот недоумок отлучил меня от церкви. С тех пор как чудотворная икона оказалась в моих руках, мне чихать на папское благословение.
— Вы хо-хотите, чтобы я передал ему э-это? — промямлил Мак.
— Слово в слово.
— Непременно передам, если мне посчастливится повидаться с его святейшеством.
— Не прикидывайтесь дурачком. Меня не проведете. Как ни таитесь, все равно я проведал, что вы посланник римской курии.
— Позвольте возразить, ваша светлость, — сказал Мак. — Я не имею никакого отношения к папе. Я представляю совсем другие интересы.
— Так вы в самом деле не папский лазутчик?
Старец так яростно уставился на него слепыми глазами, что, будь Мак действительно папским лазутчиком, он, возможно, со страху и выдал бы себя.
— Клянусь! Я, можно сказать, совсем наоборот! — вскричал Мак.
Престарелый дож насупил брови и после молчания переспросил:
