— Оно и впрямь мне тогда показалось, что для профессора тот хмырь больно желторот. А какой-нибудь документик у тебя имеется?
Фауст порылся в своем кошельке (который также перенесся вместе с ним в этот нематериальный мир, но остался целехонек и неизменен). Там доктор наткнулся на выданное ему в Люблине свидетельство, что он является тамошним почетным судьей, а также особый глиняный черепок с именем — удостоверение парижского избирателя — и серебряную именную медаль в память о Великом Сборе чародеев, проходившем в Праге два года назад.
— Так-так, по всему видать, ты действительно Фауст, — сказала предводительница ведьм. — Тот проходимец обманул и Мефистофеля, и меня, хотя у меня и мелькнуло легкое подозрение. Какое свинство! А мы его так славно омолодили — постарались не на шутку! Видел бы ты, какого красавца мы из него вылепили, — ты бы с досады все глаза выплакал!
— О, как вы ошиблись, как опростоволосились! — взвыл Фауст, скрежеща зубами. — Теперь ваш долг — проделать ту же работу надо мной!
— Разбежался! — возразила предводительница ведьм. — Уже невозможно, мы использовали почти весь отпущенный на это омоложение материал. Или все-таки рискнем попробовать? Авось что и выйдет.
Она провела Фауста к свободному креслу, затем подозвала бесенка-помощника, и они шепотом о чем-то переговорили. Фауст разобрал только конец разговора.
— Беда в том, — тихонько говорил бесенок, — что сыворотка долголетия почти целиком израсходована на других клиентов.
— Взболтай, что осталось на дне, и пусти в дело. И последки лучше, чем ничего.
— Но что Делать с его рожей? — вопросил бесенок, наклоняя голову Фауста то так, то этак. Его глазенки — черные, как агаты, и такие же твердые — пристально изучали черты докторского лица, которое ему явно не нравилось. — Если мне не выделят омолодительного набора, что я буду делать с этим шишковатым длинным носом — весь в жирных порах! А эти впалые щеки, эти губы-ниточки, этот отвратный овал лица!
— Эй, полегче! — возмутился Фауст. — Не для того я сюда явился, чтобы меня оскорбляли вкривь и вкось!
— А ты помалкивай, — огрызнулся бесенок. — Тут я профессор, а не ты, ясно?
После чего он повернулся к предводительнице ведьм и сказал:
— Ладно, морду мы ему починим и все прочее, только на этот раз не требуйте от нас невозможного. Как получится, так и получится, гарантирую, что будет сносно.
— Вы уж постарайтесь, — сказала предводительница ведьм.
Бесенок принялся работать с такой скоростью и такой энергией, что Фаусту стало не по себе. Но очень скоро он понял, что процедуры не доставляют ни малейшей боли, и расслабился в кресле. Тем временем бесенок, что-то напевая себе под нос, проворно срезал куски обвисшей кожи своего клиента — везде, где находил, — и заменял их полосами молодой упругой кожи, которую он прикладывал в нужном месте, разглаживал и придерживал, пока та почти мгновенно не приживалась. При такой проворной работе крови проливалось совсем немного.
