Моя очередь. Мистер Робертс бодро мне улыбнулся:
— Доля, теперь ты. Не передумала еще петь песню Дэнни Килмана?
— Нет.
— Тебе нужна фонограмма?
— Нет.
Он расцвел:
— Тогда, может быть, согласишься, чтобы я тебе подыграл на гитаре?
Нет, нет, нет!
— Если вы не против, мистер Робертс, я бы все-таки спела одна, как и собиралась. Гитара меня будет… будет отвлекать, — ответила я с запинкой.
— Очень хорошо. Но на выступление тебе точно понадобится фонограмма. Это трудная песня для исполнения а капелла[2].
Я не поняла, что он сказал. Короче, в гробу я видала его скрипучую гитару, которая испоганит мне всю песню. И фонограмма мне тоже не нужна. Песню «Сладкая ты моя доля» я слушаю почти каждый день на протяжении всей жизни. Я знаю каждую ноту наизусть, и все оттенки мне знакомы так же хорошо, как мое дыхание.
Мистер Робертс все еще сомневается. Мальчишки заскучали, девчонки вот-вот начнут хихикать. Ангелина зевает, раскачиваясь на стуле. Внезапно к горлу подкатила тошнота. Во-первых, сейчас все надо мной будут смеяться, во-вторых, завалю песню Дэнни.
«Это песня твоего отца», — стучит в голове мамин голос.
Я закрыла глаза. Я спою для нее. Открываю рот. Начинаю. С первой же строчки, «Сладкая ты моя доля», я вся ушла в мелодию, улетела на другую планету, я чувствую каждое слово, взлет и падение текста, меня пробирает дрожь, и я выдыхаю из себя песню до самой ее последней, красивой и длинной ноты.
Тишина.
Открываю глаза. Все смотрят на меня. Меня бросило в жар. Лицо заливает румянцем. Ну все, точно опозорилась. До моего выступления хлопали всем. Даже Фареду и Ханне, провалившимся с треском.
Но почему они с таким изумлением смотрят на меня?
Первой захлопала миссис Эвери. Она даже встала и аплодирует. Следом за ней захлопали другие. Мистер Робертс тоже, но сбивчиво, не в такт, как будто внезапно растерял свои ладони.
— Господи, Доля, почему ты не говорила! — наконец произнес он, почти со злостью.
Я уставилась на него. О чем не говорила?
— О том, что у тебя просто потрясающий голос.
Он не сводит с меня глаз, будто все еще не может в это поверить.
— Ты никогда так раньше не пела. Почему на уроках музыки ты все время молчишь?
Я пожала плечами.
— Доля, я потрясен. Советовать мне нечего. Пой, как только что спела. Вкладывай всю свою душу.
Не могу дождаться конца репетиции, чтобы все рассказать маме. Я могу петь, могу петь, могу петь! Конечно, я всегда знала, что петь я умею. Мама считает, что я унаследовала папин голос, но я пою совсем не так, как Дэнни Килман. Наверное, у меня все-таки мамин голос. Мы очень часто с ней поем ради смеха, когда пыль убираем, когда украшаем дом или натираем полы.
