Глаза у нее сверкают, и все лицо светится.
Это что, имя такое? Разве можно таким именем гордиться?
«Сладкая ты моя доля» — так называется папина песня. Она есть на одном из его ранних альбомов, и знают ее только самые преданные фанаты.
Сладкая ты моя доля!
Без тебя моя жизнь как неволя.
Мы с тобой далеки друг от друга,
Ты всегда в моем сердце, подруга!
Пусть ты далеко, как в небе звезда,
Я в сердце тебя сохраню навсегда.
Ты будешь навеки в груди моей жить,
Во веки веков мне тебя не забыть.
Пока растут травы и дуют ветра,
Пока голубою не станет луна,
Я буду любить тебя, только тебя!
[1]Не слишком хорошая песня, да? Да и что за имя такое — Доля? Надо издать закон, запрещающий родителям давать детям ужасные имена. Мое имя в списке самых ужасных будет на первом месте. Меня зовут Солнце. Да.
Уверена, что даже вы над ним засмеялись. Как и все остальные.
— Солнце! — шепнула мне мама. — Идем, нам пора заходить!
Фотографы развернули камеры обратно на ковровую дорожку. Там визжит светловолосая актриса, схватившись за лиф платья, из которого показалась грудь.
— Любой дурак поймет, что она это специально, — сказала мама. — Идем, Солнце, шевелись!
— Дэнни, Дэнни, не уходи, пожалуйста! Сюда! Подойди сюда! — с отчаянием в голосе закричала мама Доли.
— Попроси папу с ними поздороваться, — попросила я.
Она вздохнула и изогнула бровь, на секунду задумавшись. Вспышки камер по-прежнему сверкают там, где только что лопнуло платье.
— Смысл? — ответила она. — Его уже отсняли. Идем.
И я медленно двинулась дальше, еще раз обернувшись на них. Мама Доли продолжает кричать. Глаза у нее выпучены, рот широко открыт, она словно сошла с ума, и смотреть на нее страшно. Я взглянула на Долю, а она на меня. У нее очень странное выражение лица, жуткое, тоскливое. Не может быть, что она влюблена в папу. Он для нее слишком стар. Мы не сводим друг с друга глаз. Мы как будто бы знаем друг друга.
Меня передернуло, и я повернулась к папе. Он еще раз взмахнул толпе, дотронулся пальцами до губ и отправил воздушный поцелуй, а затем ушел в кинотеатр, держа Конфетку за руку. Мама с Асом на руках исчезла следом за ним.
Я осталась одна у красной дорожки и не знаю, что мне делать. Ко мне подошел большой охранник.
— Вы дочка Дэнни Килмана? — спросил он.
Я кивнула.
— Тогда проходите внутрь, мисс, — и он направил меня к входу.
В последний раз я посмотрела на Долю. Кажется, ее мама заплакала. Мне их ужасно жаль, но я ничем не могу помочь. Я поплелась в кинотеатр и, подвернув ногу на высоких каблуках, оказалась в шумной толпе. Несколько раз я повернулась кругом, не зная, куда мне дальше идти или кого бы спросить, — и вдруг мама опустила мне руку на плечо.
