Глава шестая
ПЕРЕДВИЖНЫЕ УДОБСТВА
Сеппо Свин старался любыми способами тормозить деятельность моего завода, но его попытки терпели провал. Клейстер, канцелярский клей и чернила находили хороший сбыт, прибыли росли, и я все больше средств вносила в банк и помещала в промышленные акции. В конце 1937 года я купила довольно крупное лесное хозяйство и приобрела контрольный пакет акций лесопильного комбината. В то же время я получила представительство одной известнейшей немецкой фирмы типографских красок и стала конкурировать с Сеппо Свином. Полгода спустя я стала уже самодержавно царить в области печатных красок. Мое богатство вызывало необычайное почтение; десятки женских обществ избрали меня своим почетным членом, не меньшее число благотворительных фондов проявило огромный интерес к моим деньгам. Меня выбирали чуть ли не во все делегации, направлявшиеся к супруге президента, чтобы просить ее оказать свое покровительство той или иной компании. Круг моих знакомств расширился, но друзей найти не удалось. Я оставалась одинокой и порой начинала испытывать что-то вроде отвращения к самой себе. Я не жила, а только существовала и накапливала богатство.
Гороскоп рекомендовал мне пока оставаться вдовой. Да и вряд ли нужна была рекомендация гороскопа, ибо чем больше я думала о мужчинах, тем меньше мне хотелось думать о них. Старые холостяки были самовлюбленными эгоистами, занятыми созерцанием собственного пупа, вдовцы казались жалкими в своей покорности судьбе, а женатые — либо тиранами, либо просто ничтожествами. Но в одном они все были одинаковы: обладание женщиной мгновенно убивало в них и желание и верность. У меня вызывали сомнение все, кто приближался ко мне «с серьезными намерениями», — ведь серьезное намерение мужчин обычно имеет очень узкую направленность. Стоило дать им малейший аванс, малейшую зацепку, чтобы вызвать их на тетеревиное токование, и зачастую они называли свое имя лишь после того, как признавались в любви. Кружевной подол нижней юбки сильнее увлекал их фантазию, чем короткая женская сорочка, а ум в женщине внушал им большее отвращение, чем потливость под мышками. Трудно понять, как могла природа возложить венец первородства именно на голову мужчины, дав ему особое право на суетное тщеславие, хвастовство, геройство и скотство. Так же непостижимой казалась мне привлекательность мужчины для женщин — ведь те с такой тоской призывают своего обожаемого героя, чтобы затем утратить иллюзии и всякое уважение к нему.
