Особенно трудным случаем оказался один моложавый юрист, которому я месяца два давала уроки испанского языка. Он приходил каждый понедельник в семнадцать часов, снимал ботинки и ложился на диван, уверяя, что может сосредоточиться не иначе, как в горизонтальном положении. Юрист обладал несомненными способностями к иностранным языкам, но зато у него были свои недостатки, как, впрочем, у каждого человека. Он страдал сильной потливостью ног. Вернее, мне пришлось страдать из-за потливости его ног, ибо сам он был совершенно лишен обоняния. Этот господин мог в течение года носить во внутреннем кармане пиджака бутерброд с рокфором или лимбургским сыром и ни на миг не почувствовать запаха. Он всегда приходил в хорошее настроение, испортив настроение мне. Если я открывала окно, он жаловался на сквозняк; если я просила его надеть ботинки, жаловался на больные мозоли. Я должна была приспосабливаться к капризам моего ученика. Наконец он получил место чиновника при финском посольстве в одном маленьком южноамериканском государстве. После знакомства с этим редкостным человеком я совершенно не переношу сыра.
Постепенно, однако, мне стала надоедать работа учительницы; она привлекала в мой дом либо уставших от одиночества женатых мужчин, либо бедную жаждущую знаний молодежь, которая не имела средств на оплату уроков. За зиму у меня побывало сотни две учеников. Многие приходили всего один раз и пропадали навсегда, заметив сразу, что легче чистить зубы через нос, чем выучить иностранный язык.
Подведя весной итоги, я обнаружила, что доход от побочного заработка равнялся моей зарплате за полгода. Я поспешила поместить эти деньги в банк, но не на сберегательную книжку, а, последовав совету одного дельного коллеги, купила на них акции. Во мне вдруг проснулось вполне человеческое стремление к коллекционированию: я стала собирать деньги. Любопытно, я никогда и нигде не слыхала, чтобы монетному двору приходилось рекламировать свою продукцию.
Благодаря педагогической деятельности я познакомилась с определенным кругом хельсинкских господ. Их отличала одна характерная черта: они больше всего давали той женщине, от которой меньше всего получали. Во время прогулок по весенним улицам Хельсинки я испытывала маленькую гордость, когда мои бывшие ученики останавливались, чтобы приветствовать меня. Тогда мне не приходила на память пословица о том, что гордость предшествует падению. Однако в скором времени я совсем перестала гордиться моим знакомством с мужчинами. Но об этом после.
