— Где ж он ее раздобыл?
— Нам правды не скажет. Но я слыхала, что катапульту бросила наша армия, когда улепетывала из-под Найлигри… ох, извини…
— Да ладно, — улыбнулся Литисай, в душе весьма польщенный. («Румра помнит, что я был под Найлигримом!») И тут же напрягся, что-то прикидывая в уме:
— Армейская катапульта, э?.. Может, нам ее… того… возвратить?
— И думать не смей! — хмыкнула Румра. — Тебе это нужно — врага нажить? Кринаш в здешних краях — человек не из последних. Сам подумай: его тролли боятся!
* * *
— Хозяин, — быстро спросил Дождик, глядя на подъезжающих к воротам всадников, — можно, я на тебя поработаю? Лошадей обиходить, то да се… у меня с деньгами туговато.
Кринаш искоса глянул на странного гостя — и кивнул.
Этой осенью он при удивительных обстоятельствах лишился двоих рабов, а новых не имел случая купить. Кринаш дал знать в деревню Топоры, где почти все мужики у него по шею в долгах, чтоб прислали кого-нибудь подсобить, но пока никто не пришел. Сейчас по хозяйству помогала лишь девчонка Недотепка, существо несуразное и мало полезное. Так что пусть паренек потрудится…
Всадники въехали во двор. Следом вкатилась тележка, в которую была впряжена рыжая кобыла. Веселый гам, суета, лошадей ведут в конюшню, тележку закатывают под навес.
— А лошадке-то хомут мал, — сказал Дождик, выпрягая кобылу. — Шею намяло, надо березовым дегтем…
— Не моя лошадка, — вздохнул лекарь. — Моя разбойника возит.
— Рыжуха вообще в хомуте не ходит, — сердито буркнул один из наемников. — Дайте дегтя, я сам смажу…
Видя, как споро и ласково обходится Дождик с лошадьми, Кринаш спросил доброжелательно:
— Деревенский? Или в городе при конюшне научился?
— Деревенский, — с улыбкой ответил юноша. — Мы с мамой батрачили по деревням. А весной мама умерла…
Тут улыбка сошла с лица юноши, он отвернулся, старательно обтирая пучком соломы бок гнедого жеребца.
Кринаш остро глянул ему в спину.
«Предложил бы я тебе, паренек, поработать у меня хоть до весны… да надо сначала узнать, почему ты в мои ворота не мог войти».
* * *
В жарко натопленной трапезной гости сбросили плащи. Лекарь Барикай даже рот разинул, увидев, что высоченный, крепкий воин, которого он всю дорогу называл «господином», оказался женщиной. Да какой еще видной бабой! Осанистая, с высокой грудью (сейчас даже непонятно, как такое богатство укрывалось в складках плаща). Лицо с мороза разрумянилось, глаза весело блестят, вокруг головы короной русая коса…
