Если Людендорф и не был впечатлен танками, то фронтовики, разумеется, были. 20 ноября 1917 года, 476 британских танков возглавили внезапное наступление силами шести дивизий около Камбрэ, которым удалось в течение всего нескольких часов прорвать немецкий фронт на 12-километровом фронте. Выполнив поставленные задачи, англичане нанесли противнику тяжелые потери, захватив 4 200 пленных и 100 орудий.{98} В Амьене, 8 августа 1918 года, внезапная атака с 456 танками во главе, разрушив немецкую оборону, завершилась продвижением британских войск в первый же день на глубину в 6 миль и позволила им захватить 16 000 пленных при более низких потерях своих войск.{99} Хотя британские танки в 1918 году оставались боеспособными на протяжении всего 1–3 дней, прежде чем сломаться, они успевали за это время прорвать укрепленные позиции и выйти на открытую местность. Французы также использовали массовое применение танков в 1918 году. Их самое успешное наступление с участием 346 танков состоялось 18 июля вблизи Суассона и привело к 4-х мильному продвижению и взятию в плен 25 000 солдат противника.{100} К концу войны британцы построили 2 636 танков,{101} а французы — 3 900.{102} Еще тысячи были заказаны промышленности на 1919 год.
Многие немецкие офицеры после войны оценивали танк как один из главных факторов победы Антанты. Генерал-лейтенант Д.В. фон Балк, командовавший во время войны пятьдесят первой дивизией, назвал танки «изначально сильно недооцененным оружием», которое превратилось в «чрезвычайно мощное наступательное оружие».{103} Фон Балк также утверждал, что германская оборона не могла устоять перед массовыми танковыми атаками.{104} Генерал-лейтенант Макс Шварте написал в 1923 году о танках следующее «все наши противники рано признали значение движущихся машин и довели эти технологии до логического завершения.»{105} Генерал Герман фон Кюль, попытался защитить политику Людендорфа перед комиссией Рейхстага после войны, но был вынужден признать решающую роль танков в 1918 году.{106}
Фон Кюль утверждал перед Рейхстагом, что верховное командование требовало танки, и их отсутствие было упущением промышленности.{107} Но утверждение Кюля было несостоятельным. Союзники ухватились за идею танка за два года до немцев. Немецкие инженеры продемонстрировали, что они могли бы быстро разработать танки, сравнимые с машинами Антанты, но промышленному производству танков было уделено минимум внимания. В то время, когда не могли найти рабочих и сталь для производства танков, верховное командование разрешило строительство двух огромных, установленных на железнодорожных платформах, «Парижских орудий», предназначенных для обстрела Парижа с расстояния в 70 миль. Это орудие, создание которого стоило огромных расходов и затраченных усилий, обстреляло Париж в 1918 году 367 снарядами весом 229–307 фунтов каждый, что примерно равно бомбовой нагрузке самолета за один вылет.{108} Размещение у Круппа заказ на ненормально огромное орудие при одновременной минимизации танкового производства является одним из наиболее характерных примеров неумелого руководства военной промышленностью в ходе Первой мировой войны. Генерал Дж. Ф. Ч. Фуллер утверждал, что для наступления 1918 года немцы должны были сократить производство артиллерийских орудий и строить вместо них гусеничные тракторы: «В конце марта 1918 года немецкое наступление прекратилось из-за отсутствия снабжения... Если бы немцы имели 21 марта и 2 мая 5000–6000 тракторов грузоподъемностью 5 тонн и приспособленных для преодоления пересеченной местности, все те массы храбрых солдат, отправленных Соединенными Штатами Америки во Францию, возможно не смогли бы предотвратить разрыва между британской и французской армиями.»{109}
