И Ворошилов начинает перечислять требования рабочих.
— Восьмичасовой рабочий день… открытие столовой, а то черт знает что и где едим… прибавку к заработной плате… баню…
Он оглядывает рабочих, что тесно собрались вокруг него, и добавляет:
— Советы рабочих депутатов!
Дальше уже начинается такой крик, махание шапками, топот, шум, что ничего разобрать невозможно, кроме основного: что большевикам верят, что комиссией должен руководить Ворошилов.
Оратор, свободно опустив руки, стоит неподвижно. Он отдыхает. Видно, что ему очень легко и радостно, и Александр начинает понимать, какого большого напряжения воли и ума стоит та кажущаяся легкость, с которой оратор говорил и как бы клал руками воображаемые камни. Как трудно выбрать настоящие, короткие и емкие слова: их легче, чем поднять и опустить большие десятипудовые плиты.
Называют комиссию. Ворошилов назван первым.
Заканчивается собрание, Ворошилов говорит:
— Собираться нам за мостом. Дальше моста не идти без разрешения комиссии. Мы — за вас. Вы — за нас стойте.
Рябой старик вскидывает руку и кричит:
— Согласны стоять! Клянемся…
И все поднимают руки.
Ночью выбирают совет рабочих депутатов. Председателем его избран Ворошилов. Утром рабочие дошли только до «проходной». Они пропускают комиссию, приветствуют Ворошилова и стоят долго, неподвижно. В конторе завода, на втором этаже, тесно и душно. Съехались все заводские тузы. Директор Крин, визгливый и тощий, говорит почти непрерывно, обращаясь только к Ворошилову. Ворошилов пожимает плечами и указывает на стол:
— Я тут ни при чем, чего вы меня уговариваете, господин директор? Это требования народа.
И точно, на столе перед директором лежит наказ рабочих своей комиссии. Наказ подписали все восемь тысяч.
Переговоры прерываются в двенадцать ночи. Но и ночью отдохнуть невозможно. К председателю идут со всеми нуждами — квартирными, денежными, даже семейными. Утром, в десять часов, опять начинаются переговоры.
На пятый день стачки Ворошилов говорит:
— Надо соглашаться на то, что выторговали. Дальше стачку продолжать опасно, силы еще молодые, как бы не сдали.
Стачка заканчивается победоносно. Удовлетворены все требования бастовавших, только вместо восьмичасового дня рабочие добились девятичасового. Завод переливается шутками, веселыми возгласами — всеми признаками новой пробудившейся силы.
Братья Пархоменко идут с работы тоже веселые и довольные. Александр рассуждает обычной скороговоркой:
— Такую стачку и Ленин одобрил бы. Твердость материала, Иван, меряем. Время и партия выкуют из этого материала социализм.
