— Не дрожи, мать, впереди страха,— ласково обнимая жену за плечи, проговорил Дымшаков, и в тихом, размягченном хрипотцой голосе его зазвучала веселая издевка над собой, которая, видимо, не раз помогала ему в его нелегкой жизни.— Если жить да при каждом слове оглядываться — да пропади она пропадом, такая жизнь!
Анисья была довольна, что спор за столом начал затихать, и со свойственной большинству женщин чуткостью поняла, что наступил самый подходящий момент перевести разговор на другое. Не снимая мужниной руки с плеч, она еще ближе прижалась к нему и, заглядывая в его диковатые глаза, с нежной робостью посоветовала:
— Ты бы уж завтра-то, Егор, не лез наперед, а?
— А что у вас завтра? — насторожился Корней.
— Да слух прошел, будто секретарь обкома едет, не то кто поболе,— оборачиваясь улыбчивым лицом к брату, ответила Анисья.
— Секретарь, может, к нам и не завернет, а в районе что творится — пыль столбом! — язвительно усмехаясь, заговорил Дымшаков.— Дороги, сам видел, когда шел, какие у нас — смертоубийство одно! Так трясет, что кишка за кишку цепляется! Ну так сейчас от Черемшанки до района по три раза в день дорогу бульдозером скребут, мостик починили,— там лошади ноги калечили! Стояла на краю
убогая избушка, в землю по окна вросла. Глядь, а там ровное место! Смеяться некому!
Однако Корней не видел в этом ничего смешного.
— Ему бы не на машине, с гудом, а втихую явиться,— вздохнув, заговорил он.— На лошади или, того лучше, пешком. Да районному начальству не сказывался бы, а то так дело обставят, что и народа не увидишь, хотя и побываешь среди него...
— Если захочет правду узнать, ему ничто не помешает,—горячо подхватил Егор.—Не в том суть! Кого, главное, хотим обмануть-то? Самих себя! И это, я тебе скажу, шурин, мне прямо нож острый! Не знаю, что бы сделал, лишь бы эту заразу с корнем вырвать! Ну зачем, скажи, нам свои болячки хоронить, в эти чертовы жмурки играть? Зачем? Если уж сейчас всю правду не говорить — тогда во что верить и зачем жить?
— Правда, Егор Матвеевич, бывает одна — партийная! — неожиданно подала свой голос с кровати Ксения, и все удивились, что она не спит.— Ворота дегтем вымажут — тоже правда, а кому она нужна, такая правда?
— А ты выходи на свет, племянница! — позвал Дымшаков, разительно меняясь в лице и становясь снова вызывающе дерзким.— Впотьмах правду трудней искать!
Корней поднял голову и посмотрел в угол, где стояла задернутая ситцевым пологом кровать. Он обрадовался было, что сестра погасила никчемный, выматывающий душу спор, а теперь спова встревожился. Неужто дочь ввяжется в назревающую ссору?
