Радуясь, что заранее позаботился о том, чтобы презервативы оказались под рукой, Маркус навис над Эйвери и одним мощным движение вошел в нее. Поначалу она показалась ему узкой, но почти сразу же ее тело уступило его натиску. Маркус пытался подождать еще немного и не набрасываться на нее, но уже просто не мог больше терпеть. Чувствуя ее вкус на языке и ощущая желанное тело под своими руками, Маркус яростно задвигался взад-вперед, задавая бешеный ритм, пока не перестал различать, где заканчивается он сам и начинается Эйвери.
Она впилась в его плечи ногтями, но Маркус едва это заметил, погрузившись в бурю ощущений, двигаясь все быстрее и быстрее, пока волна наслаждения не накрыла его с головой. И чувствуя, что Эйвери от начала до конца прошла с ним весь этот путь, Маркус испытал еще большее наслаждение.
А потом он повалился на кровать, все еще крепко сжимая ее в своих объятиях.
— Бог ты мой! — улыбаясь, выдохнула Эйвери.
— Ты просто читаешь мои мысли, — усмехнулся Маркус, не в силах отдышаться.
А через пару минут он все же вспомнил, что нужно от нее отстраниться и избавиться от презерватива, вот только Эйвери это не слишком понравилось.
— Вернись ко мне, — сразу же потребовала она, многообещающе глядя на него.
Но Маркус ее быстро поцеловал и слез с кровати, направляясь в ванную. И, заметив свое отражение в зеркале, вдруг подумал, что сейчас он выглядит как очень довольный кот. Да и неудивительно, ведь ему до сих пор не верилось в свою удачу. Ведь Эйвери не просто с готовностью отдалась в его руки, а еще и согласилась продать коллекцию. И все это за один вечер. Маркус уже практически чувствовал на губах вкус шампанского, которое откроют в честь его продвижения по службе.
Быстро вымыв руки, Маркус вернулся к кровати, где в озере лунного света Эйвери свернулась калачиком.
— Все хорошо? — спросила она, приподнимаясь на локте.
— Намного лучше, чем просто хорошо.
Эйвери потянулась к нему, и он с готовностью залез к ней в кровать. Он уже успел убедиться, что хоть на публике она и вела себя очень сдержанно, зато наедине менялась до неузнаваемости. И чем дальше, тем больше ему это нравилось.
Поздним субботним утром Маркус проснулся от нежного прикосновения Эйвери, обводившей пальцем солнечные узоры на его плечах и руке, пробивавшиеся сквозь занавеску.
— Я хочу тебя нарисовать таким, как сейчас. Чтобы на тебе не было ничего, кроме лучей солнца.
— А может, сперва позавтракаем?
Эйвери рассмеялась от такого предложения, и Маркус еще раз отметил, как разительно она отличается от той сдержанной и холодной женщины, что он встретил всего неделю назад.
