Бархат и опилки, или Товарищ ребёнок и буквы | страница 4



— Пасека… — усмехнулся тата, покачав головой. — Тоже мне пасека, три жалких улья… А ты, дочка, раздевайся. Вода в баке на плите уже согрелась, и мыло «красного ребёнка» у нас теперь есть, так что…

— Скажешь теперь, куда это мыло можно сунуть?

— Да-а, теперь тебе спину намылим! — улыбнулся тата.

Когда он вынул меня из ванночки, мыльный дяденька вдруг вернулся.

— Простите, товарищ-господин Тунгал, но у меня возникла серьёзная проблема… — сказал он.

— Хотите своё мыло обратно? — спросил тата, вскинув брови. — Но проблема в том, что мы его уже использовали…

— Да нет, что вы об этом, — махнул дяденька длиннопалой рукой. — Проблема в том, что ваши пчёлы не хотят меня жалить! Нельзя ли их как-то мобилизовать?

— Мобилизовать? — переспросил тата, вытирая меня полотенцем. — Мобилизацией пчёл мне до сих пор заниматься не приходилось… А вы, например, не пробовали сунуть свою руку в леток улья?

— Нет, не пробовал, — признался дяденька. — Леток — это та щель, из которой они вылетают и потом туда влетают, да? Сейчас попробую! Всего доброго, товарищ-господин Тунгал!

Тата вышел вслед за ним на крыльцо, и я тоже не усидела в комнате. Но босыми ногами ступать по заляпанному мёдом полу было нельзя, и мне потребовалось какое-то время, чтобы застегнуть сандалики, так что, когда я наконец вылетела во двор, этот мыльный дяденька уже наклонился к улью, между кустами смородины.

— Ой-ёй-ёй! — издал он вдруг жуткий вопль и пустился наутёк, всё ещё согнувшись. Но рой пчёл маленьким тёмным облачком буквально висел на нём. Похоже, пчелы наконец поняли, чего хотел дяденька, страдавший ревматизмом.

— Большое спасибо, товарищ-господин Тунгал! Всего доброго, товарищ-господин Тунгал! — послышалось уже с большой дороги…

— Сирка, назад! — крикнул тата, заметив, что гончая вознамерилась рвануть вдогонку за беглецом. Сирка — собака послушная, она сразу затрусила обратно к хозяину, села и, широко зевнув, показала, что на самом деле ей плевать на дядю, улепётывающего и отмахивающегося от пчёл портфелем. Тата похлопал Сирку по спине и пробормотал себе под нос: «Только этого не хватало, чтобы у товарища-господина ревматика, кроме распухшего от пчелиных „уколов“ лица, остались и следы собачьих зубов на икрах!»

— Сладкая жизнь! — крикнул он, заметив меня, стоящую на крыльце и завёрнутую в полотенце.

— Ты всё-таки мог бы попросить и губную помаду для мамы, — заметила я. — Ведь…

Тата не ответил, ибо слова «Да, сладкая жизнь!», которые он произнёс, не были ответом.