Бархат и опилки, или Товарищ ребёнок и буквы | страница 21



— Ой! Вот здорово! Таким директором школы, каким была мама?

— Как мама? Нет, немножко иначе… по правде говоря, совсем иначе! — усмехнулся тата и протянул мне руку. — Пойдём теперь домой, товарищ ребёнок.

За столом во время еды не разговаривают

— Тётя Анне, тата теперь станет директором школы! — громко объявила я, едва войдя в кухню.

— С чего ты взяла? — донёсся со двора сердитый голос таты. — Возьми свои глупые слова обратно!

— Ты сам сказал! — Я была потрясена, что он отказывается от своих слов. — Ведь только что сказал, что тебя хотят назначить директором школы.

— Хотят назначить — это совсем другое, чем то, что я сам хочу стать директором! — возразил тата и потянул носом воздух. — Ладно, оставим сейчас этот разговор! Похоже, Анхен состряпала что-то вкусное! Я так голоден, что слона бы проглотил.

Тётя Анне не обратила внимания на моё громкое объявление, а сразу скомандовала, чтобы мы мыли руки и садились за стол, а то еда остынет, а остывший суп — всё равно что помои. Занимаясь генеральным проветриванием, тётя Анне одновременно сварила куриный суп, который действительно аппетитно пах. Но в последнее время часто случалось — стоило мне сесть за стол, и аппетит сразу пропадал. Я просто поклевала хлеба. Хлеб был хорош, светлый и плотный, совсем не такой, который мы с татой ели обычно и квадратные ломти которого были похожи на губку, а когда их кусаешь, они крошатся, и всякий раз крошки сыплются на стол и на колени. В магазине в Лайтсе продавали только такие четырехугольные буханки — «кирпичики», и деревенские люди называли их «кексом для свиней». А тётя Анне часто привозила из города круглые буханки, их называли «подовым хлебом», а иногда привозила даже «ситный хлеб» — нежно-кисло-сладкий с золотисто-коричневой корочкой — хлеб с тмином. Корочку я ради удовольствия оставляла напоследок, сначала съедала мякиш и затем откусывала кусочки корочки. Мм-мм. Ну до чего вкусно!

— Это как хлеб эстонского времени, — хвалил тата, когда, прижав буханку к груди, отрезал от неё ломти. — Это можно есть просто так, без всего!

Меня рассмешило, когда я представляла себе, как тата сидит голый — «без всего» — за нашим кухонным столом, покрытым клетчатой клеенкой, и уплетает ситный хлеб.

— Без всего не едят, сперва надо одеться! — заметила я.

— Лай, собачка, да не кусай! — засмеялся тата.

— Так говорила наша бабушка, — пояснила тётя Анне. — Когда мы над ней подшучивали, она всегда говорила: «Лайте, лайте, собачки, главное, чтобы не кусались!» Подумать только, какими плохими детьми мы были: зрение у неё под конец совсем ослабло, и мы хихикали, когда она взяла лежавший на столе кусок мыла, подумала, что это хлеб, и откусила…