Ярко светила полная луна, заливая землю каким-то сказочным, неземным светом. Лица расстрельной команды казались гротескными масками, слепленными из чуть-чуть подтекшего воска.
Адмирал выкурил папиросу, милостиво предоставленную ему одним из палачей. Затем спокойно затушил ее, застегнулся на все пуговицы и встал по стойке «смирно».
— Желаете ли, чтобы завязали глаза? — спросил наконец Бурсак, непосредственный начальник расстрельной команды.
— Считаю, что стоит смерть встретить с широко раскрытыми глазами: так проще, — ответил адмирал. Внутренне он уже полностью свыкнулся с мыслью о смерти.
Чудновский, наблюдавший за казнью, шепнул Бурсаку: «Пора».
— Взвод, по врагам революции — пли! — Винтовки на изготовку. Но выстрелы палачей обогнал грохот пушек. Тех, кто спешил на помощь своему Рыцарю. Этот звук был последним в его жизни…
Потом сделали еще два залпа по убитым — для верности. Даже тут боялись тех, кого расстреливали.
— Трупы куда девать? — когда страшное, но давно привычное дело было сделано, спросили «бойцы расстрельной бригады» командира конвоя и коменданта тюрьмы.
— А в реку. — Конвоиры не хотели копать могилы для тех, кого только что убили. К тому же Бурсак и Чудновский боялись, что «эсеры разболтают, а потом народ повалит на могилу». А так — концы в воду…
Трупы уложили на сани-розвальни и покатили к реке. Прорубь присмотрели загодя: монашки из ближайшего монастыря оттуда воду брали. Подкатили на санях к самой речке. Прежде чем сбросить в прорубь, раздели: а чего добру-то погибать?
А потом… Потом Колчака — головой вперед, а за ним и Пепеляева. И они поплыли под тонким слоем замерзшей воды на север. Родная стихия бережно приняла тело адмирала и понесла в знакомые края, в свою полноправную вотчину. Навсегда…
Это потом родилась легенда, будто адмирал лично командовал своим расстрелом.
«Расстрелом офицера должен командовать старший или равный по званию. А так как таких здесь нет, то придется мне отдавать приказы команде. Товсь! Целься! Пли!»
Есть еще одна история, связанная со смертью Колчака. Штабной вагон адмирала выставили на постаменте в Иркутске как символ победы над Верховным правителем, как память о «славной войне». Однако никто из решивших поставить этот «монумент» не мог даже представить, что каждое утро у вагона будут лежать живые цветы. Как у могилы, которую так и не получил адмирал. Власти поставили караул у «памятника». Но все равно цветы появлялись. И тогда вагон приказано было уничтожить. Но с памятью такого совершить не смогли…
