Когда отец разбудил меня, до рассвета было еще далеко, за окном дарила непроглядная тьма — казалось, черная ворона тесно прижалась к стеклу и загородила свет.
Я обалдело сел, начал протирать глаза. В жаровне еще тлели угли, и жар, как теплая кошка, пополз по ногам. Хадж-ага, мой отец, расхаживал по комнате, перебирая четки. Аба[4] наброшена на плечи, будто он собирался уходить. «Наверное, пойдет в мечеть, потому и разбудил меня», — мелькнуло в голове.
Но кому захочется идти в такую рань? Поспать бы. Меня так и клонило к подушке. Но тут мой взгляд случайно упал на корси[5]. Постель матери была пуста. Сердце екнуло: «Не дай бог, поругалась с отцом и ушла…»
Хадж-ага быстро ходил взад-вперед, поглядывая, как я одеваюсь. Потом не вытерпел.
— Живей, сынок, пошевеливайся.
— А куда идти, разве что случилось?
— Подымайся, потом узнаешь.
Я поднялся, распрямился, тепло от корси ушло, словно скользнул вниз по ногам мягкий зверь.
— Пойдешь к Баба́ в лавку, матушка уже там…
— Ладно.
Он снова озабоченно заходил по комнате:
— Если думаешь идти, пошевеливайся.
— А ты не пойдешь?
— Мне нельзя, неудобно. Войдешь в лавку, окликни матушку, а в комнаты не входи… Понял?
Он взглянул на меня и замолчал. Я все понял. Мне ведь уже исполнилось семнадцать. Правда, за мужчину меня не считали. Женщины еще не закрывали при мне лица, и никто пока не обращал на это внимания.
— A-а, жена Баба рожать собралась?
Отец кивнул головой, отведя взгляд.
И в самом деле, жена Баба была беременна. Но мне казалось, что до родов ей еще далеко.
Тревожный голос отца подгонял меня:
— Одевайся быстрей… иди, может, там помочь нужно…
— Я-то зачем?
Глаза слипались, и я никак не мог взять в толк, чего нужно отцу.
— Там поймешь… Побыстрей, не болтай… Ну!
Он помог мне одеться. У самого порога сунул в карман несколько скомканных бумажек.
— На, отдашь матушке, скажешь, отец велел, везите ее, пока не поздно, в больницу, не надейтесь на эту старуху. Мало ли что…
Он замолчал на минуту и добавил:
— Господь не простит, если раб его невинный ни за что ни про что пропадет…
В голове у меня окончательно прояснилось, сон ушел.
— Да что случилось?.. «Господь не простит». Чего не простит?
Он вытолкал меня:
— Хватит болтать, можешь — беги… Матушка только что приходила, говорит… — Он проглотил слова и дрогнувшим голосом добавил: — Гляди не простудись… холодно, снег…
