Влад оторвал глаза от переползавшего по фасаду дома червячка света, жирненького такого червячка, вполне довольного судьбой.
- Не, ну, вообще, у тебя мать ничего. Сносная. - Муранов мысленно поставил себе галочку в умении говорить комплименты.
- Мама у меня хорошая, - согласилась одноклассница - на улице она проявляла удивительную благожелательность. - Так, иногда только что-нибудь скажет. - Влада наградили лукавым взглядом. - Это она сегодня что-то разошлась. Тебя, наверное, увидела.
- А у меня дома всегда шумно, - вздохнул Муранов - после андалузского гадания его потянуло на вздохи. - Мать, чуть что не так, начинает плакать и кричать, что я весь в отца, такой же мерзавец.
- А он какой?
- Не помню. Свинтил он от нас. Короче, «космонавт».
- Твой папа космонавт?! - Василиса чуть не свалилась с лавочки от восторга. Что же Муранов раньше молчал?! Папа космонавт - это… это… это круче, чем мама писательница или даже папа директор банка! Ну где бывал этот директор? На Канарах, на Сейшелах… А космонавт…
Додумать она не успела. Влад презрительно скривился:
- Какой он космонавт? Обыкновенный продавец! Видел я его недавно. Все на судьбу жалуется. Это раньше мать твердила, что отец в космосе, на секретном задании.
Васька поскучнела. Все это ей было неинтересно. Влад заерзал на занозистых досках лавки.
- Не, я таким не буду, - заторопился он. - Я буду поэтом. Стихи начну писать… понимаешь?
- Известным? - Вербицкая прониклась торжественностью момента и выпрямилась.
- Как получится. - Столь далеко Влад не заглядывал. - Я в детстве много писал, это все у бабушки сохранилось. Вырасту - снова стихи писать начну.
Васька критично оглядела Муранова, видимо, пытаясь примерить к его голове кудрявую шевелюру Пушкина, к подбородку - бороду Толстого, в руках увидеть ружье Некрасова, а на плечах - косоворотку Есенина. Картинка не сложилась. Ну ладно, поживем - увидим.
Муранов не заметил скепсиса в глазах одноклассницы и со значением продолжил:
- Отец стихи писал. А я - в него.
- Такой же мерзавец? - хихикнула Васька, осторожно выговорив ругательное слово.
Она попробовала его на языке, обкатала между зубами, приспособилась к новому сочетанию звуков. Начинается другая жизнь! Неколебимая вера в родителей таяла. Василиса видела себя человеком, постепенно отдаляющимся от маминых требований, папиных ожиданий, учительских наставлений… Это произошло сразу и вдруг. Осознание этого чудесного превращения защекотало ее душу, заставило Ваську прислушиваться к себе, радостно принять все новое - например это ругательное слово. Теперь она его тоже может произносить, независимо оттого, нравится это кому-то или нет.
