— Какой армии вы полковник?
Наверняка она не была настолько наивна, чтобы полагать, будто я отвечу. Она посмотрела на меня внимательнее.
— Вы очень хорошо говорите по-английски. Без акцепта. Но не думаю, что вы англосакс.
— Мама воспитывалась в Штатах, — честно ответил я, чем только пробудил её интерес.
— А отец?
Я улыбнулся.
— Отец не был в восторге от вашей родины. — И снова я не соврал. — Хотя он ценил вашу… — подобрал слово, — живучесть. Говорил, что нельзя эффективно воевать с народом, который веками вскармливал худших подонков, собранных со всего мира.
Она засмеялась.
— Вы знаете, то же самое говорил и мой отец. Только вместо слова «подонки» употреблял «решительные личности, объединившиеся, чтобы радикально изменить свою жизнь».
— Разница лексическая, — согласился я и долил ей колы.
— А вы нас любите, полковник?
— Не совсем. Но даже если у меня и были какие-то негативные чувства, они давно отгорели. Могу сказать, что вы меня не интересуете. Ни ваша страна, ни ее жители, потому что они никак не связаны с порученным мне заданием.
— Прагматичный подход.
— Так меня учили.
— Где?
— Моя дорогая, — я развёл руками, — вы на самом деле думаете, что таким способом чего-то от меня добьётесь?
— А другим?
— Анна Стюарт, у вас нет ничего, что вы могли бы мне дать взамен интересующей вас истории.
— Ну что ж, во всяком случае, думаю, рано или поздно станет ясно, чем вы тут занимаетесь, — и тогда можно будет хотя бы описать разговор с вами. Уже хорошо… — Слишком быстро она смирилась с поражением. По крайней мере, на словах.
Настроение поднялось — скорее всего (и даже наверняка) потому, что и уже слишком долго не разговаривал с молодой, красивой и достаточно интеллигентной женщиной. Хоть какое-то приятное разнообразие на фоне бесед с Али Аббасом или Андреем.
— И всё-таки я бы хотела что-нибудь узнать о нас. — Она потёрла ладони, как будто готовилась сдавать карты. — Вы сражались на какой-нибудь войне?..
— Слишком долго, — ответил я. И поскольку вспомнил слишком многое, разговор перестал меня забавлять.
Она, наверное, заметила, что мое настроение изменилось.
— Простите, если я вас задела.
Я махнул рукой.
— Что было — прошло, — ответил я, и на сей раз покривил душой. — Хотя могущественна смерть, и все мы в её власти — с улыбкой на устах.
— Шекспир?
Я покачал головой.
— Для вас каждая цитата всегда должна быть из Шекспира или, по меньшей мере, из Элиота или Китса[6].
Никогда не считал войну весёлым занятием. Скорей чем-то наподобие долга, который следует исполнить ради своей страны и своего народа, И сколько раз этот долг потом оборачивался вшами, ранами, горами трупов и людьми, которых расстреливали в затылок или жгли в сараях. И надо было с этим жить. У большинства из нас получилось…
