за уничтожение семнадцати советских танков. Богом клянусь, их было меньше, но семнадцать — количество, вызывающее уважение.
— Матерь Божья! — выкрикнула она, задыхаясь. — Значит, вы…
— Труп. — Я пожал плечами и махнул ей ладонью. — Возвращайтесь домой, пока ещё можете, Анна Стюарт. И забудь обо всём.
— Куда вы идете?
— А как думаешь, куда может идти оберштурмбанфюрер войск СС? Я возвращаюсь туда, где провёл последние шестьдесят три года…
— Возьмите. Она потянула за цепочку и подала мне медальон с образом Божьей Матери.
Я зажал его в кулаке, повернулся на каблуках и двинулся по тропинке, петляющей среди базальтовых шпилей. Красный шлак хрустел под подошвами моих ботинок. Вдруг я увидел неподалёку, на одной из вершин, высокую фигуру. Можно было лишь гадать, тот ли это, о ком упоминали, когда я заключал договор. Тот, кто решит, в достаточной ли степени я оправдал ожидания и полагается ли мне за это какая-то награда. Искупил ли я вину настолько, чтобы мне позволили уйти. Сейчас я снова помнил каждую минуту из тех шестидесяти трёх лет, что я провёл в застенках Ада.
Силуэт подозвал меня жестом, хотя это было необязательно, ведь я и так шел к нему. Ведь так всегда и бывает в конце.
Взобрался на вершину.
— Я рад, Хорст, что у тебя получилось зайти так далеко, — тепло промолвил тот, кто ждал наверху.
К нам подошла девочка, её лицо я помнил лучше, чем собственное. Когда она увидела меня, на её лице засияла щербатая улыбка.
— Это же вы. Вы отдали мне куклу!
Я не мог ни двинуться, ни выдавить из себя хоть слово. Стоял, глядя, как она приближается. Потом упал на колени, так что личико ребёнка оказалось на уровне моего лица.
— Учти, — ласково предостерёг мой друг. — Они здесь помнят только хорошее.
Я сглотнул слюну и подал руку девочке. Не знаю, почему я рассчитывал, что она будет как сухая, нежная веточка. Но нет. Это была тёплая ладошка ребёнка.
— Я его проведу, хорошо? Можно? Пожа-а-алуйста? Мо-о-ожно?
Тот, который стойл рядом со мной, кивнул с улыбкой.
— Конечно, милая, — ответил, а потом повернулся ко мне. — Иди за ней, Хорст.
— Я прощён? — спросил я и к своему удивлению почувствовал, что в глазах защемило.
— Нет, Хорст, ты не прощён. Но никто не заслуживает вечных страданий. Никто не заслуживает Ада. Иди уже, полковник. Может, встретишь там кого-то, кто простит тебя от имени твоих жертв. Я не могу, даже если бы хотел. — Я услышал в его голосе неподдельную грусть.
— Смогу ли я… Смогу ли забыть?
