Фэксон начал читать и, покончив с первой газетой, взял следующую. Между ними был промежуток в три дня, однако «расследование» дела цементной компании «Опал» оставалось в центре внимания. От хитроумного разоблачения алчности и краха его взгляд переместился к колонке некрологов, и он увидел: «Райнер. Скоропостижно, в Нортридже, Нью-Гемпшир, Фрэнсис Джон, единственный сын покойного…»
Взор его затуманился, он уронил газету и долго сидел, закрыв лицо руками. Снова подняв голову, он обнаружил, что резким жестом смахнул со стола остальные газеты и они рассыпались по полу у его ног. Та, что оказалась сверху, развернулась, и Фэксон скользнул по странице тяжелым взглядом. «Джон Лавингтон выдвигает план реконструкции компании. Он предлагает вложить в дело десять миллионов из собственных средств. Прокурор округа рассматривает предложение».
Десять миллионов… десять миллионов из собственных средств. Но разве Джон Лавингтон не разорился? Фэксон с криком вскочил. Так вот в чем дело — вот что означало это предостережение! И если бы он, Фэксон, тогда не сбежал от Лавингтона, если бы, потеряв голову, не ринулся в ночь, ему, возможно, удалось бы разорвать цепь беззакония и силы тьмы не взяли бы верх! Он схватил кипу газет и стал просматривать их одну за другой в поисках заголовка «Завещания, вступившие в законную силу». В последней газете Фэксон нашел нужный абзац, и тот уставился на него глазами умирающего Райнера.
Вот что, вот что он наделал! Высшие силы из жалости избрали его, чтобы предостеречь и спасти, а он заткнул уши, чтобы не слышать их зова, и умыл руки, и сбежал. Умыл руки! Вот именно. Эти слова перенесли его в тот страшный момент в сторожке, когда, поднимаясь с колен подле Райнера, он посмотрел на свои руки и увидел, что они красные…
