— От горкомхоза работаем, — сказал он.
— Так это не твоя лошадка?
— У нас, между прочим, — сказал дед, оборачиваясь, — социализм давно построен. Может, слыхали?
— Да-да, — согласилась Вера Васильевна, почему-то смутившись. — А вы, значит, на лошадке?
— Гуманитарий я, к машинам не приучен.
— А что такое гуманитарий?
— Э! — сказал он. — Какое это теперь имеет значение? Может, пройдетесь немного, а то замерзнете.
«Ну уж нет, — подумала Вера Васильевна, — вежливые как раз и воруют. Не зря его сюда прислали».
Дома Вера Васильевна хотела сразу все упаковать, но вспомнила, что Галочка просила еще шоколадных батончиков для дочки, пришлось опять бежать в магазин. К Тоне она пришла уже в третьем часу, та только из милиции вернулась.
— Знаешь, — сказала Тоня, — с этим ничего не выйдет.
— А что, потерять нельзя?
— Потерять-то можно, но взамен на год временный дают. А кто тебя по временному за границу выпустит?
— Значит, нельзя?
— Никак. Я уж паспортистке намекнула, что, мол, хочу по турпутевке съездить. А она говорит: «Нет уж, сидите дома, если такая раззява!» Они там злятся, если паспорт теряешь. Ругают их, что ли, за это?
— Что же теперь делать? — спросила Вера Васильевна.
— Не знаю, сама решай.
— Значит, разводиться?
— Слушай, — сказала Тоня, — а на кой ляд он тебе вообще сдался? Сорок лет без него жила. Не обойдешься, что ли?
— Ты понимаешь, что говоришь?
— Да жалко мне смотреть, как ты мучаешься. А он, может, аферист какой-нибудь.
— А что же ты подарки от афериста принимаешь?
— Во-первых, не от него, а от тебя. Во-вторых, какие там подарки! Постеснялась бы говорить. А в-третьих, я ведь все и отдать могу. Прыгай тогда сама, как хочешь.
— Да ладно, это я так, не со зла. Значит, разводиться?
— Не знаю. Это ты чего притащила?
— Магнитофон и туфли для Галочки. Шоколадных батончиков еще положила. А то пишет, что в Индии нет.
— Ну да! Ты ей скоро из Магадана молоко к завтраку посылать будешь.
— Письмо я на дежурстве напишу и утром принесу.
— Все бы уж сразу и принесла.
— А Виктор магнитофон увидит.
— Ты же разводиться хочешь, чего скрывать?
— Ладно, сама решу, а ты не лезь.
Так и расстались, довольно холодно. А чего Тонька со своими советами лезет? Ничего ведь не понимает. Это вообще, может, на, миллион жизней один раз приходится, чтобы такая встреча. А она говорит — перебьешься. Грубая она все-таки женщина.
Вечером Вера Васильевна прилегла отдохнуть перед дежурством. Но хотя Виктор и пришел почти неслышно, а потом телевизор включил еле-еле, сон не шел. Она забывалась на минуту или две, и сразу же начинался какой-нибудь кошмар, один раз она даже видела, как горит теткин дом в Ленинграде. Уснуть как следует так в не удалось.
