они шли осторожно сначала потом удивлённо потом расслаблено я подумал тогда что это не роботы с живыми всегда трудней они шли нехорошо-радостные и улыбались они нехорошо – воины – завоевали двух баб – я даже сплюнул в горячий песок – так нехорошо мне стало от такой армии я понял что нехорошего было в них – они не любили нас не любили совсем они были голодны мы для них были пища
автоматчики это было несложно но они оставили самый нехороший тягостный след в душе возможно на это и было рассчитано – я берегла от них искрарку а они тянули руки и я почувствовала что хоть у них и руки а не когте лапы эти руки их испачкают страшнее самых злых лап а они тянулись к искрарке – жалко – могли бы выжить – но когти моих лап извелись в молнии и молнии испепелили их… всех
вот так – всех… весь взвод – почти сразу и почти незаметно – их не стало просто от одной вспышки – разбираться нужно в инструкциях при выходе на боевое задание – а может и не инструктировали их – выставили себе на злую потеху – нехорошо это у них всё… чувствую как нехорошо…
а потом настала тишина и полдень жаркий полдень сменился волшебным восходом и когти мои больше не были смертоносны и искрарка тянулась ко мне всем своим доверчивым существом мы были высоко очень высоко и я чувствовала уже как разбиваюсь даже и не падая с высоты я возвращалась с ней от солнца я вернулась уже без неё
видимо это довольно жуткое зрелище – хохочущий после боя солдат выиграл он или проиграл не важно – он уходит с ума
истерика кончилась быстро я стянул себе горло и стянул жёстко веки глаз я был почти непобедим уже искрарка ещё стояла перед глазами и позади ещё казалось бьются крылья но сталь вливалась уже и сталь обращалась в лёд
тешка-потешка всё-таки этот ваш пульт с кнопочками – выбирай не хочу – два выхода у смертельно больного нервами человека при визите к нему долгожданных гостей – забиться под подушку или увечить входную дверь очередями из крупнокалиберного станкового пулемёта – никто не выносил ещё нервостойкого ожидания когда их тени стонут по тебе за дверью-… очень очень нервно почти невыносимо трудно пытаться объяснить ещё вчера живому человеку что он совсем уже безвозвратно и окончательно... они не хотят понимать они не умеют они живут зачем-то в где-то извёрнутом мне живут и живут-... как будто совсем не убитые со своей детской наивностью с неприятием мамки-смерти в свой крошечный мозг в свои тёплые всегда после них постельки – сталелитейное производство наращивает мои несокрушимые крылья и каждый глоток моей новой и новой раскалённоогненной мощи вгоняет меня в тиски незатыкающейся жестокой моей беспомощности – тешки-потешки всё-таки этот мой пульт с разноцветными хорошими кнопочками – играй не хочу в игрушки-зверушки – играй не хочу_
