От обрывков верёвок склизь и тошнота и за вами радость и за всеми за всеми за всеми … да что же это за хуйня такая на самую нервную на самую маленькую суть?!!! Блядь… в сторону смотришь, а там невозможно дышать, в глаза летит пыль и ветер вгоняет только в гроб всегда всех в гробы и никого …никогда!… в небо…!!! Мы от боли забудем про тебя и ты, скот, нам за это заплатишь! Да срал он на эти ваши предостережения! У него хуева гора и мания непререкаемого величия! Он тошнит и рвёт ежечасно вашей на страхе любовью. Вашей ласковой изощрённо пропитанной хлороформом и напитанной сладостью дохлятины страшного разложения любовью. Вы умудрились ухуярить её, единственную, и теперь терпеливо и восторженно как никто наслаждаетесь сахаром сладкого запаха её разлагающегося трупа. Дохлая любовь вам в подарок! Ненужным солнцем в удел радость от пожирания зноя и гавна! А по ямам прячутся от неё кусочки…
И из нас кровь покапает, покапает, да перестанет… такое мудачьё практически невыводимо! Это и есть соль и сущность вселенной.
И уже никто никого не найдёт потому что я не оставляю следов на снегу
У мальчика-с-пальчика отлетела башка и он не может краешек есть пирожка. Надругавшись над моей дюймовочкой, вы взялись за вечность, но я вам вхуярил вовремя чудо-терапию и вы теперь дохлые отряды глупых совсем глупых и не плакающих больше котят. Вы крадётесь теперь за мной следом и пытаетесь, чтоб я вас отпустил. Но хуюшки, теперь я до хуя - опытный, и вас ни хуя не выпущу долго, очень долго, не одну вашу хуеву вечность!…
Он ходит трогательно, он трогает угольки оставшиеся от их так и не выздоровевших глаз. Теперь они точно не будут гореть и это называлось всё у него и хуй с ними!… Они дохли парами и порозь, а он всех на хуй всех пронизал наскрозь. Как стайки глупых убитых мышат, как засушенных аквариумных рыбок в вязанке, он снёс их на базар и на хуй всех продал. Как они продавали его бессмертных маленьких и неповторимых для него героев! Чтобы они все выдохли, думал он вслух, и они слышали его даже мёртвые и на хуй засушенные, и вертели, вертели зенками своих мёртвых вслед ему глаз. И до этого-то и всегда до этого и всегда всегда всегда мёртвых их глаз!…
Он застрял в мгновении и вырвал клык. Он поклал на тряпочку и отрубатый пальчик и до него другой и всех их как на параде в ряд маленьких его драгоценных и дохлых и ощутил может быть впервые в жизни как это спокойно когда они не болят и не надо больше решать какому из них мёртвоглазых отдать предпочтение и какой засунуть подальше в горло чтобы суметь вырвать на хуй из себя накопившуюся тошноту и для них сердце.
