— Садись, рассказывай. Мать, отец есть у тебя? Ты замужем? — спросила старуха и пододвинула ей табуретку.
— Мать есть, в колхозе работает, а отец с войны не вернулся. В извещении было сказано, что погиб под Ростовом… Я еще не замужем, мне только двадцать один год…
«И что она меня допрашивает?» — с досадой думала Замира, не спуская глаз со старухи.
— Вот как, и тебя, значит, война не помиловала… Так, так, — промолвила старуха. Затем сняла с полки чашку, достала из прохладного угла глиняный кувшин и поставила на стол перед девушкой. — Обед еще не готов, я тебя кефиром угощу. Пей, пожалуйста. А вот и хлеб. — Видишь, ма хур, при какой власти вам, молодым, жить довелось, — присаживаясь рядом с Замирой, сказала старуха. — При другой власти, при царе, скажем, кому бы ты, сиротка, нужна была? А теперь выучили тебя, дочь простого человека, и учили-то в каком городе! Так выучили, что ты на мужскую работу отважилась пойти… Да, — вздохнула старуха, — новое, золотое время пришло. Хотя бы твою вот мать взять. Не спорю, тяжела вдовья доля, но мать знает, за что вдовует: за свою власть, за счастье детей. И к тому же она при деле, человеком ее считают, заботятся о ней, не то что раньше «сидзаргас»[11]… Не дожил Коста до наших дней. Другие теперь вдовы, другая жизнь, — мечтательно устремив вдаль широко открытые голубые глаза, говорила она. — Вам, молодым, за эту власть жизни своей не щадить, защищать ее от всякой грязи, от самой маленькой царапины, любить ее крепко, как мать родную… А скажи, ты Москву видела? Сын мой видел, — не ожидая ответа, сказала старуха.
— А сын ваш где? — спросила девушка.
— Мой сын? — переспросила старуха. — Мой сын погиб… Нет, не погиб он. Он защищал Москву, под Москвой и похоронен. Немца в Москву не пустил, значит, не напрасно кровь свою пролил. Значит, не погиб он. Когда он уходил на фронт, я напомнила ему слова Коста: «лучше смерть, чем позор». — Она сказала это с большой внутренней силой и гордо подняла свою красивую седую голову.
— А сын ваш учился? — спросила Замира, проникаясь глубоким уважением к этой женщине.
— Учился, ма хур, в Москве, учился на агронома, в том институте, который имя Ленина носит… Вот видишь: сын пастуха учился в Москве. Разве это не похоже на сказку?
«Что в этом удивительного? — подумала девушка. — Тысячи наших студентов учатся в Москве, в Ленинграде, во всех городах Советского Союза. Ничего в этом нет сказочного».
А старуха, как бы угадав ее мысли, продолжала:
