Эту легенду рассказал мне, умирая, мой отец, когда мне было восемь лет. Ночью, во время жатвы, на него напал кровник и смертельно ранил. Тогда и меня ранили в бедро, поэтому с тех пор я хромой. Все это произошло возле этого большого камня, вот здесь, где мы с вами сидим. Я бы этот склеп давно разрушил, он только несчастья приносит. Да, отец тогда прижал меня к груди и простонал: «Отомсти за меня, иначе превращусь я в загробном мире в каменный столб».
— И вы отомстили?
— Нет, хотя имел возможность убить своего кровника — сына того, кто убил моего отца.
— Так вам ухо отрезали кровники? — как-то некстати спросила я.
— Нет. В тридцатом году, когда только начали создавать у нас колхозы, вот здесь у этого склепа на спящего председателя сельсовета ночью напали кулаки. Я был поблизости. Конечно, я мог уйти, их было трое, а я что… хромой кучер, с меня спрос маленький. Но я не ушел. В ту ночь я спас жизнь председателю сельсовета, но в драке один бандит отсек мне ухо.
— А жив еще человек, которого вы спасли?
— Жив, вы с ним только что познакомились, он сейчас председатель колхоза. Мы с ним почти ровесники. Он-то и был моим кровником, сыном того, кто убил моего отца… Вы спрашивали, отомстил ли я. Еще задолго до той ночи, когда я спас ему жизнь, он перестал быть моим кровником.
[9]
I
Ранним июльским утром на кутане, где никогда не работали женщины, появилась девушка и сказала старшему чабану:
— Я зоотехник, прислана к вам на работу.
Старший чабан неодобрительно оглядел хрупкую фигурку девушки, посмотрел на ее маленький кулачок, который, едва охватывал широкую ручку чемодана, и, подумав: «Не бабья эта работа, тем более не детская», — недовольно пробормотал:
— Что, разве в городе не было взрослых? У нас не детские ясли.
Девушка возмутилась.
— Я окончила Ленинградский зоотехнический институт, — сказала она, подчеркнув слово «ленинградский», и с гордостью смело глянула в глаза старику.
— Мне работники нужны. У нас, ма хур[10], здесь свои институты, потруднее ваших, — несколько мягче сказал пастух и взял из рук девушки чемодан. — Идем, если уж пришла, устраивайся. Только предупреждаю: я сам отдыхать не люблю и другим не дам потачки. А работа, на которую тебя прислали, — нелегкая, мужская…
Он широко зашагал по узкой тропинке, ведущей к стану. Девушка покорно последовала за ним, подавляя в себе тревогу и обиду на старика за то, что он с первой минуты напугал ее трудностями.
Июльское солнце палило нещадно. В раскаленном воздухе дрожало лиловое марево. Притихли луга, приуныли травы. До боли в глазах сверкали алмазные вершины ледников. Легкие белые облака кружились между гор, ежеминутно меняя форму.
