Ферма. Скотный двор. Тени животных, тепло. Непонятно, где хозяева...
— Стрелять только в ответ — приказал старший из парашютистов — начинаем поиск...
Доктор Манфред Ирлмайер лежал в рощице у дороги, трясясь от холода, страха и ненависти. Именно такое, совершенно неизвестному его ранее сочетание чувств поработило его. Не помня страха много лет — сейчас он испытывал именно его и оттого был готов убить...
Секеш был рядом — и Ирлмайер больше всего почему-то ненавидел его. Возможно, зам спокойствие, возможно — за храбрость. Возможно — за то, что он стал свидетелем его, Ирлмайера, унижения. Его, генерал-лейтенанта полиции провели как мальчишку.
Но еще страшнее он ненавидел Коперника и всех римских кардиналов.
Ублюдки, прелюбодеи, мужеложники, воры, подонки всех мастей! Они не просто провели его — они бросили вызов всей Германии. Твари, присвоившие себе право ДАВАТЬ ИСКУПЛЕНИЕ. Не прощать, не давать прощение — а именно давать искупление. Торговцы пустотой, приватизировавшие право высшего суда — суда совести.
Ничего. Только бы выбраться отсюда...
— Идут! — негромко сказал Секеш
Ирлмайер вслушался — и услышал едва слышный рокот, более похожий на шум далекого водопада
— Лежите...
Ирлмайер понимал, что без Секеша — он бы не добрался сюда, и вообще, погиб бы в том доме в Болонье. Но это не мешало ненавидеть...
Секеш внимательно всматривался в темноту...
С севера. Скорее всего, наши...
Гул нарастал уже по экспоненте, вертолеты были совсем рядом. Не гул, а назойливый, почти монотонный шум, что указывало на применение специальных технологий подавления шумов.
Источники шума разделились.
— Идем?
— Нет, подождем...
Секеш выжидал чего-то еще минут десять, потом — поднялся, держа руки над головой.
— Держите руки выше, экселленц. У этих людей легкая гашетка...
15 августа 2014 года.
Средиземное море
Летающая лодка фирмы Дорнье, устаревшее, но все еще надежное средство передвижения — взлетела с озера Липензее, расположенного к северу от Берлина, примерно в два часа ночи по берлинскому времени. Лодка — была переполнена пассажирами, буквально ногу было некуда поставить. Но те, кто летел на ней — знавали и худшие виды пыток...
Одна из них — докладывать высшему начальству о провале. Да еще — в присутствии своего непосредственного начальника. В японской культуре есть такое понятие, как сеппуку — разрешать живот — в европейском переводе это харакири. Делая сеппуку после провала — японец избавляет себя от позора и уходит на тот свет с гордо поднятой головой. В европейской культуре — такая форма самонаказания как ритуальное самоубийство — практически отсутствуют, только офицеры — раньше стрелялись, если не могли выполнить приказ. Ирлмайер считал это глупостью: нужно жить для того, чтобы иметь возможность отомстить, нанести ответный удар. Но иногда — как в этот день к примеру — Ирлмайер понял, почему люди все таки стрелялись. Ему еще никогда в жизни не было так стыдно.
