Случалось, появлялся здесь удачно — получал питание почти без очереди, а бывало, очередь вытягивалась аж до тротуара. Сегодня было нечто среднее — на крыльце и ступеньках несколько человек. Дробов увидел их, и внутри знакомо засосало: стоять, терять драгоценные минуты… Но вспомнил, что он здесь по другому поводу, и весело взбежал на крыльцо, сунулся внутрь.
— Здесь вообще-то очередь, — тихо, но раздраженно заметила молодая женщина с темными кругами вокруг глаз.
Дробов не разглядел, то ли это косметика, то ли от утомления.
— Да я не за питанием…
— Да? А за чем, интересно? — Голос завибрировал; понятно, решила, что он не просто хам, а еще и подлец какой-то.
В очередях в молочку перебранки возникали редко. Люди старались быть вежливыми, терпимыми, словно товарищи по некоему испытанию; женщин с маленькими детьми часто пропускали вперед, но уж с теми, кто нагло лез, не церемонились.
— Игрушки хочу оставить, — стал объяснять Дробов. — Дочка выросла, попросила отнести.
— Да? — теперь это «да» прозвучало иначе, жадновато как-то. — А что там?
— Куклы, зверюшки из шоколадных яиц, — с каким-то удовольствием стал перечислять Дробов, — детали «лего»…
— «Лего»? — Глаза женщины заблестели. — У меня старший собирает, совсем чокнулся — постоянно новые требует… Давайте мне, я отберу, что надо.
Он протянул пакет:
— Только остальное не выбрасывайте. Там много всего… На стол там положите, — кивнул в коридор молочки.
— Да-да, конечно…
Избавившись от пакета, Дробов почувствовал себя небывало легко — действительно, как гора с плеч. Бодро пошагал к метро и даже запел:
— Красишь ты ресницы…
Показалось, что поет очень громко. Замолчал, оглянулся. Хорошо, что сзади никого не было. Неудобно: взрослый человек… Как-то Дробов стоял на эскалаторе и за спиной услышал хрипловатое, басовитое: «Девочкой своею ты меня назови, а потом обними, а потом обмани». Дробов машинально посмотрел на поющего — немолодого, коренастого мужика. Они встретились взглядами, и в глазах мужика мелькнул испуг. Будто опозорился, осрамился.
Нет, бывает, бывает. Налипнет на язык какая-нибудь глупость и вертится неделями.
Контора находилась в районе метро «Авиамоторная». Вокруг станции красивые жилые дома, трамваи позванивают, а отойдешь от шоссе Энтузиастов на несколько десятков метров и оказываешься среди железобетонных заборов, складов, ржавых ворот. Настоящая окраина, хотя, по карте, и находишься недалеко от центра. Но лет пятьдесят назад это действительно была окраина, потом город разросся, а такие вот островки остались. И здесь, и недалеко от метро «Дмитровская», и возле «Тульской», возле «Белорусской», где, в доме в Большом Тишинском переулке, Дробов прожил до двадцати семи лет…
