Аполлонов упросил студентов-медиков сдать ему в аренду (платил винишком красненьким! — без дураков) модель человеческой головы, еще и в цвете, еще и с разъятыми половинами черепа, откуда радостно выглядывали серые тефтели — мозги. Это осень 1959-го? Пожалуй.
o:p/
Голая голова
была привинчена намертво (даром, что голова — неживая) к столику, а сам столик намертво же привинчен к полу. Все сооружение (словечко «инсталляция» в ту пору еще не зачали) установлено в ночь на главной университетской лестнице, на Моховой, по правую руку от гипсового Ленина. Кстати, про него Аполлонов болтал, что он сходит со своего места ровно в двенадцать ночи — по естественной надобности. Мы улыбались почти скромно. Прежде, чем привинтить столик, Ванечка осведомился о распорядке дня, как Ленина, так и ночного вахтера. Но и это не все. Внутрь — то есть в удобно раскрытые половинки мозга — Аполлонов вложил раскрытый томик Ильича с отчеркнутой красным карандашом строчкой: «Будущие свершения науки не укладываются даже в головах современных людей».
Голая голова
простояла до полудня! Ее, правда, сообразили накрыть дерюжкой — но это вызвало полуцензурные сопения слесаря, который вывинчивал из пола аполлоновский весьма надежный (мы убедились, стоя вокруг и подавая советы) крепеж...
o:p/
Хорошо. В 1961 году, после двух с половиной лет обучения, Аполлонова отчислили из университета. За ним сразу зашагала легенда. Гонение на смеломыслящих! Впрочем, случай с
Голой головой
сюда не пришивали:
Голова
не раскрыла тайну — кто ее папаша... Что
Голая голова
, даже
Голая Зойка
сошла Аполлонову с рук! Да-да, предновогоднее представление с Зойкой-мотоциклом, самой страстной пассией Аполлонова. Не слышали? Никогда не поверю. Москва не только выговорила все уши в телефонные трубки, горя этой историей, Москва приходила на Стромынку — думая (какова наивность, а?), что
Голая Зойка
так и сидит по-прежнему у входа, так и примет их с голыми объятиями.
o:p/
Зойка-мотоцикл весь первый семестр ничего не знала об Аполлонове — он отбыл в Москву учиться в университете тишком. Зойка же визжала верхом на мотоциклете по Владимиру — помнится, работники районного комитета партии печально смотрели в окна на долго висящий после промчавшейся Зойки — бжам-бжам-бжам-бзя-я-я-ям! — сине-задушливый хвост; визжала и окрест Владимира, пугая бабушек и объявив всем, что заставит Аполлонова лизать себе пятки («он целовал мне пятки», «я показала ему пятки», «я пятками почувствовала, что он мой», «я пятками поняла, что он настоящий мужчинка» и т. п. — привычные термины, выражающие состояние Зойкиной души, которая, отметим, никогда у нее в пятки не уходила), но, пожалуй, Аполлонов не убоялся бы этой угрозы (скорее все-таки бравады, тем более, несмотря на мотоциклетную езду, пяточки у нее были с белыми выемочками), итак, не убоялся бы, если бы не прибавление — «
