Обычно к ее пробуждению он успевал уже много чего сделать. И ворчал потом, что, мол, ей бы хорошо в пожарники: вот она спит как сурок, а тут черт ногу сломит, того и гляди, грязью подавишься. Все о ребенке речь заводит, а какой уж тут ребенок, когда за ней самой как за дитем малым.
Послушав, Лизка укоризненно выпрастывала руку из-под одеяла и показывала родинку на нежном сгибе.
— Ну что? Что? — спрашивал Артем, как будто сам не знал — что. —
Господи Исусе, спаси и помилуй!..
Что такое?
— Видишь, какая черная, — грустно отвечала она. — Видишь?.. Ты на меня кричишь с утра, и она становится больше... потом начнется рак, и я умру.
Теперь-то ей, конечно, не до размышлений под одеялом.
Те несколько фотографий, что лежали в кармане (она бы и больше прислала, да ему где хранить?), оригинальностью не отличались. Как у всех. Вот смеющийся младенец на простынке... вот размахивает ручонками... вот, сморщившись от напряжения, держит голову.
На обороте каждого снимка любовной каллиграфией: «Сереженька». И дата.
Лизка утверждала, что мальчик — вылитый папаша, хотя, конечно, было трудно проникнуться этим убеждением в силу младенческой смазанности черт.
Его вообще впечатляло не возможное сходство, а то, что им с Лизкой каким-то образом удалось добыть человеческую душу — извлечь ее из небытия, в котором она прежде пребывала.
Как подумаешь — голова кружится: бог ты мой, да возможно ли это?
Как будто вечность — тихий ноябрьский пруд с флотилиями тусклого золота. И вот, словно из его черной стылой воды, почерпнули из вечности да и вынули на свет Божий: со всем тем миром, что будет громоздиться в головенке, со всем будущим изумлением и жадностью, со всем бессмертием и краткостью жизни.
Удивительно!..
Вздрогнул от голоса.
— Командир! — звал Прямчуков со своего НП. — Слышь, командир, вылезай! Гляди!
Артем оглянулся.
Бронегруппа ворочалась на террасах, поднимая пыль и явно имея намерение построиться в походную колонну.
Прямчуков в несколько приседаний преодолел разделявшее их каменистое пространство.
— Куда это они? — сказал Артем, вглядываясь. — Может, пониже хотят? Сам говоришь, далеко забрались...
— Нет, уходят.
Тем временем на КП батальона тоже поднялась какая-то суматоха. Взвод охраны построился было у палаток... потом двое побежали к берегу... стали махать руками, крича что-то — неразличимое за дальностью и гулом реки.
Паром как причалил в последний раз, так на этой стороне и оставался.
