Он трудился несколько месяцев, растерянно болтался в офисе, ничего особенного не делал и мало получал. Потом пришлось уйти. Родители “возбухали”, наседали, капали на мозги: мол, начинается последний курс, а там диплом, экзамены в аспирантуру, “куда тебе еще работать”. Он и не возражал. Наташа тоже: примерно тогда она загорелась идеей перевода в другой вуз и как-то было ей уже ни до чего.
А Паша так с тех пор толком и не работал: то одно, то другое; отъезд Наташи; какие-то случайные доходы — и бесконечная осенняя да зимняя тоска...
Стемнело. Люстра, едва заметно для обоняния, грела пыль. Шкафы подвинуты. Ну что ж, надевать сапоги с цементными после февральского снега разводами и — вперед?
Тут Анна Михайловна вспомнила:
— Мне же вчера принесли фотографии с дня рождения, в школе... День рождения и двадцать лет педагогической деятельности — вроде как юбилей... Очень хорошо прошло все, так душевно.
И сел смотреть эти фото как дурак. Ответить “нет” здесь было нельзя. Чашка чая, вежливое хлопанье страницами альбома, это все нужнее, чем шкафы. И приходилось с этикетной улыбкой оценивать весь этот разномастный белорусский трикотаж — коллекция “Педколлектив”, и читать поздравительные вирши, сварганенные силами учительской. Было в них и такое:
Вы стали краше юных дев,
Сегодня тожемолодев.
— Это писал не учитель русского? — похохмил Паша и пожалел, что похохмил, потому что Анна Михайловна отвечала совершенно искренне:
— Нет, трудовик... Талантливый человек! А какие он ложки делает! У меня тоже есть, целый набор...
За стеной молчало пианино. Хорошо хоть его не надо двигать.
— А это ваш актовый зал? — внезапно заинтересовался Паша.
На фото, за спиной растроганной и смазанной юбилярши, красный занавес, тяжелейший, способный и завалить при землетрясении, — бархат пошел темными пятнами и отпечатками, что ли, рук, это наводило на смутные мысли о месте убийства. Выше пришпилены развеселые картонные буковки, ничего не ясно, но Паша вспомнил. Он же был в этом зале — и совсем недавно.
— А в какой школе вы работаете?
— В девяностой.
— Это же здесь, на углу Софьи Перовской, правильно?..
Вот тормоз. Когда они парковались с Максом и Элей во дворе этой школы, оглушительно залитом оранжевым светом (такое ввели повсеместно, кажется, после Беслана), Павел еще подумал — надо же, Наташин район. Спросить, что ли, по скайпу Наташу, не здесь ли она училась... Что здесь работает Анна Михайловна — он и не подумал.
