К весне он понял, что, пожалуй, еще недостаточно готов... Осенью услышал, что якобы вторую студенческую отсрочку — на другой вуз — военкомат по закону не дает... Когда решил окончить-таки пед, чтобы потом поступать на второе высшее — как кусок мяса судьбе, отрезать и бросить эти никчемные пять лет, — уже чувствовал, что врет себе.
Так и вышло. Ни денег, ни сил, ни — былых семнадцати. Апатичный, опять припугнутый армией (как раз тогда стали активно призывать выпускников вузов, не защищенных законом и ранее), он дал уговорить себя деканатским дамам и поступил в аспирантуру, которая была еще большей фикцией, чем студенчество на СГФ. Теперь числился. Что-то якобы делал... Приходило плавное понимание жизни впустую. Боялись, что не сможет, не поступит, денег не хватит; боялся слово сказать поперек — а в итоге? Оглянуться не на что. А что впереди?
Впереди — двор высотки, странно пустой, и вторые этажи натянули непонятные неводы, ловя в железные сетки не то мусор, не то раскаявшихся членов ЦК. (Ха.) Из вколоченного в стенку кондиционера вела трубочка, вода капала и капала на одну из мемориальных досок, оплакивая неутешимо безвестного Героя Соцтруда. Во всяком случае, шикарное имя Роман Кармен ничего Павлу не сказало.
И все мы как манкурты.
А ближе к вечеру встретились с Наташей — уставшей, выпитой посольством до дна. Они пошли по хляби, в которой дрожали огни, поднялись на третий этаж безликой, сварганенной турками стекляшки возле метро, привлеченные надписью “Cafe”. А из неоновых трубочек было ловко сплетено подобие коктейля, с термоядерным закатом лимона. Это была идея Паши — устроить что-то вроде романтического вечера перед тем, как тащиться до кольцевой, потом до конечной, потом маршруткой и пробираться по чужой квартире, полушепча и полуспотыкаясь.
Но Наташе, казалось, не до того было. Вялая, задумчивая.
— Они сняли у меня отпечатки пальцев, представляешь? Кое-как потом отмыла.
Со стороны, наверное, могло показаться, что она как ребенок — руки перед едой показывает.
Хорошо, что Паше пришло в голову зайти сюда: салатики, пиво, робкое мясное. Музыка. Несколько глотков, глубоких вздохов — и Наташу стало отпускать.
— Знаешь, я вот подумала... Сидела во всех этих очередях... Подумала — надо ли мне вообще ехать, надо ли мне это все...
Павел замер.
— Но ведь, с другой стороны, так дальше тоже нельзя. Я причем сейчас даже не про учебу или, там, работу... Ну просто не могу я так. Как будто болото. Одни и те же лица... Один день как другой... Ты меня понимаешь?
