На небесной триреме.
Округляется облаком парус.
Открывается наверх пространство.
Уступает языческий август
Сентябрю христианства.
Вот и первое наше заданье —
Отгадай с трех попыток,
Возмещают ли вера и знанье
Нежной плоти убыток?
Сухари
Ты мне чёрных, — писал он, — пришли сухарей,
Лучше чёрных пришли сухарей.
Обо мне не горюй, а себя пожалей,
Так писал он, себя пожалей.
Да нарежь подлинней, будет в кружку макать
Их сподручней, удобней держать.
А посылку сама не подписывай. Мать
Пусть подпишет, нельзя рисковать.
Я доволен судьбой, он писал, я с тобой
Счастлив был, я доволен судьбой.
Не грусти, если вдруг не случится вестей.
Обнимаю тебя и детей.
Это дедушка мой моей бабушке так
На бумаге со штампом “Табак
Средневысший” писал в середине зимы.
Осужденный писал с Колымы.
* *
*
Живу, к себе прислушиваясь. Сердце?
В порядке. Ноги — ходят. Голова —
Работает. Глаза отлично видят.
А в сумерках пошаливает зренье,
Признайся, а? На грани темноты?
Нет, я и в темноте отлично вижу!
Мне мама одноногая приснилась.
Оставшейся в живых ногой болтает,
Сидит, пьет чай, смеется, говорит.
Взгляд у нее янтарный, как у кошки.
Я ничего в нем не могу прочесть.
Мне страшно, мама! В очереди этой
Я за тобой была — а вот теперь
Я первой стала. Как себя вести,
Мне неизвестно. Что же ты молчишь?
Ты с каждым сном становишься моложе.
О смерти не желаешь говорить.
Тебе я в жизни столько не звонила,
Как часто я теперь тянусь за трубкой.
В мобильном, кстати, тоже надпись “мама”
Себя заставить не могу стереть.
А ты уже опять на двух ногах —
И не хромаешь. “Я тебя люблю”, —
Ты говоришь. Но никаких ответов.
А я боюсь, как в детстве, вдруг я струшу.
Вдруг запрошу пощады малодушно.
Вдруг стану биться, плакать, умолять,
Кривляться жалко, будто бы не знаю,
Что шансов нет. Приди за мной тогда!
Как в детский сад, когда других детей
Всех разобрали, я одна сидела
Под сумрачным присмотром воспиталки.
За окнами квадратом ночь стояла,
Шел косо снег, и я туда смотрела,
Как в вечность, и жужжала в коридоре
Дневная лампа. Не было тебя.
И вдруг — дверь нараспашку! Ты в дверях!
И я бегу к тебе и прижимаюсь,
И тает снег и по щекам течет…
…А жизнь и весела и деловита,
Как медсестра, которая врачу
Докладывает утром в коридоре:
Сульчинская скончалась, и в палате
Опять свободна койка у окна.
Канун
Служба. Верхний свет погашен,
Но свечами полон храм,
И при них тебе не страшен
Круглый космос по углам.
Словно ты вошел с изнанки
В ель, в утробу Рождества.
Скоро будет — снег и санки,
Праздник, пряники, халва…
