И Красильников подробно описал свой кодекс чести, в котором меня касался лишь один пункт: не болтать, если болтовня не по делу.
— … Из опыта с головоломкой, — продолжал он, — я сделал некоторые выводы. Во-первых, в этом мире нет никакой магии, потому что она выдумка таких чудаков, как мы…
Это уже что-то новенькое. Было интересно слушать такие выводы, ведь их делал тот, кто сам разгадал одну из мистических тайн, оставленных ему в наследство от ведьмы. Причем Антон, пожалуй, забывал, что эта ведьма не кто иная, как его бабушка. Мне хотелось сразу же возразить ему, но он продолжал говорить. У него был такой вид, будто он не кто иной, как Одиссей — мифический первооткрыватель новых земель.
— Магия может действовать только через особые предметы… — серьезно сказал он.
— Конечно, всем знакомы истории с волшебной палочкой, с ковром-самолетом, что там еще? — не сдержавшись, я все-таки съязвила.
Но как ни странно, Антон не отреагировал на эту издевку, а напротив, с прежней серьезностью заключил:
— Ты права. Сейчас для всех это лишь сказки, ложь. Но это сейчас. А в древности? Тогда ведь люди тоже общались…
— Да, — подхватила я его мысль, — и у древних не было столько лишних слов, как у нас.
Антон, почувствовав мое лучшее расположение, наконец-то спросил то, ради чего, собственно, затеял этот разговор:
— Так вот, если древние и раскрывали свои тайны, то делали это при помощи магии. Поэтому нужны были какие-то магические предметы. И, Ева Журавлева, я хочу узнать от тебя, какая вещь наделила тебя даром ясновидения?
Признаюсь, я впервые растерялась, как вор, пойманный с поличным. Простая логика Антона на секунду превзошла саму магию… Но всего лишь на секунду, потому что я тут же изобразила ужасное беспокойство по поводу того, что мы якобы опаздываем на контрольную работу. Он хитро смотрел на меня, будто ожидая, что я все-таки расколюсь и одарю его золотыми скорлупками. Но не тут-то было, дружок! Если ты такой умный, то сможешь догадаться сам.
Мы вошли в класс, где уже ощущалось умственное и не совсем умственное волнение. Взгляд Красильникова не оставлял меня в покое. Но я зареклась никому не рассказывать о браслете.
Вспомнив вчерашнее видение, я взглянула на Кирсанову. Оля с самого утра сияла, шутила и всем нравилась. Когда она вдруг вздыхала: «Ах! Экзамен», — то все тут же старались поддержать ее, успокоить. У нее и вправду был очень красивый, тонкий голос, и вообще Оля была похожа на греческую музу, особенно в голубой кофточке, которую она надела специально на экзамен. Она казалась такой счастливой, что мне стало тошно. О, если бы вся проблема была в зависти или в еще какой-нибудь глупости! Но нет, причина в ином — в неизбежности. Я знала, что Ольга провалится на своем экзамене, и ничто, ничто не смогло бы меня переубедить.
